писала тогда: «Выходя на всё новые и новые площади, устраивая всё новые и новые встречи, тысячи граждан сумели организоваться, выработав сетевой подход к политике — свежий и легко привлекающий к себе новых участников, поскольку он, помимо всего прочего, отвергает иерархическую модель, которую так любят представители привилегированных классов» [556].
Однако поначалу вся эта политическая энергия не смогла породить больших изменений. На общенациональных выборах, прошедших в ноябре, две основные партии страны вышли победительницами [557] — точно так же, как это происходило начиная с 1980-х годов. Оглядываясь назад, Пабло Иглесиас вспоминает «презрительно-насмешливую реакцию старых элит» [558], которые поучали его собратьев-демонстрантов, заполнивших площади городов: мол, если у вас есть идеи получше наших, давайте-ка сами выдвигайтесь кандидатами.
Иглесиас, длинноволосый, гибкий, красноречивый, тогда читал лекции по политологии в Мадридском университете Комплутенсе. Ему было около тридцати пяти, и он воспринял эти насмешки как вызов. Он всю жизнь боролся за равенство в испанском обществе [559]. Родители назвали его в честь Пабло Иглесиаса Поссе — отца испанского социализма. Наш Пабло когда-то даже был членом Союза молодых коммунистов Испании.
И вот вместе с разношерстной группой коллег-преподавателей и студентов он начал строить планы по созданию нового левого движения, которое не повторило бы бесславную участь «15-M», быстро вспыхнувшего и быстро угасшего. Нет, энтузиазм участников его движения должен был постоянно расти, а потом, когда он достиг бы нужного уровня, эту энергию следовало трансформировать в энергию официальной партии. Партия должна была затем набрать достаточный политический вес, чтобы изменить электоральный расклад в Испании. Пабло начал борьбу с самого что ни на есть старовластного шага.
Он запустил телепрограмму.
Старовластный дебют
Шоу называлось La Tuerka («Винт») и шло не по телевизору, а на YouTube [560]. Изображение было низкого качества, да и постановка тоже: операторы то и дело вбегали в кадр и выбегали из него, а гости сидели до странности близко друг к другу. В общем, шоу выглядело, мягко говоря, экспериментальным. Но оно стало отличной тренировочной площадкой для развития того, что Иглесиас и его союзники (как в научных кругах, так и среди общественных деятелей) считали необходимым условием политического успеха. Речь шла об умении распространять свои послания через традиционные СМИ.
Конечно, аккаунт в Twitter мог бы наделать много шума среди молодежи, а Facebook уже тогда был отличным инструментом для мобилизации сторонников. Но чтобы осуществить мощные культурные сдвиги и надолго получить в свои руки политическую власть, необходимо было захватить (Иглесиас и его сподвижники прибегли именно к этому глаголу) эфир. Для Иглесиаса «настоящими парламентами стали телестудии» [561]. Они считали, что их революцию должны показывать по ящику.