Он вспомнил, как Джилл из «депрессивной группы» однажды пожаловалась, что у нее «проблема с взаимоотношениями – точнее, тот, с кем у меня отношения, не знает, что у нас с ним отношения». Это признание вызвало у Терри приступ ехидного хихиканья.
– Ничего удивительного, что ты уже девятый раз ложишься в клинику, – сказал он.
Джилл всхлипнула и выбежала из комнаты.
– Тебе придется перед ней извиниться, – сказал Гордон.
– Но я же правду сказал!
– Вот поэтому и извинишься.
– Но тогда мои извинения будут неискренними, – возразил Терри.
– А ты симулируй, – посоветовал ему американец Гэри, чей рассказ о матери вызвал такое бурное обсуждение на собрании «депрессивной группы», где впервые присутствовал Патрик.
Патрик задумался, симулирует ли он – это слово всегда вызывало в нем отвращение, – демонстративно отворачиваясь от женщины, которую хотел соблазнить. Нет, симуляцией было само соблазнение, комплекс Казановы, заставлявший его придавать младенческим желаниям видимость поведения зрелого мужчины: куртуазные комплименты, копуляция и комментарий – изощренные фокусы, которые помогали ему отстраниться от беспомощного младенца, чьего крика он не выносил. Но, слава богу, мать умерла, и теперь ее гипотетическое материнское присутствие не будет мешать его собственным материнским инстинктам, требующим, чтобы он попытался утешить рожденного ею несчастного страдальца.
Зал наполнялся людьми, и Патрик, прервав размышления, вернулся к роли хозяина. Мимо с нарочитым безразличием прошествовал Николас, направляясь к Нэнси, в дальний конец зала. К Патрику подошла Мэри с амитриптилиновой особой, а за ними следовали Томас и Эразм.
– Патрик, познакомься, это Флер, старинная подруга твоей матери, – сказала Мэри.
Патрик вежливо пожал ей руку, удивляясь странному французскому имени. Она сняла пальто, оставшись в том же наряде, что и в клинике, – зеленый свитер и твидовая юбка. Ярко-красная помада в форме губ, нанесенная на полдюйма правее рта, делала Флер похожей на клоуна, не успевшего снять грим.
– А как вы познакомились… – начал Патрик.
– Пап, а Эразм – реальный философ! – воскликнул Томас, от восхищения забыв, что прерывать разговор невежливо.
– Скорее, философ-реалист, – сказал Эразм.
– Знаю, милый, – улыбнулся Патрик, взъерошив сыну волосы.
Томас не видел Эразма полтора года и за это время освоил категорию «философ».
– Дело вот в чем, – заявил Томас с философским видом. – По-моему, проблема Бога в том, что неизвестно, кто сотворил Бога. Более того, – воодушевляясь, продолжил он, – кто сотворил того, кто сотворил Бога?