Еще в 1965 году в Афганистане была создана Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА), которая объявила о своем стремлении вести страну по социалистическому пути. Это была небольшая партия, которую с самого начала раздирали внутренние противоречия и амбиции лидеров. Фракция «Парчам» («Знамя») опиралась главным образом на левые круги немногочисленной афганской интеллигенции, студенчество и часть чиновничества. Фракция «Хальк» («Народ») опиралась на часть афганских офицеров и рабочих, также не очень многочисленных.
В Афганистане не было в конце 70-х годов революционной ситуации или каких-либо волнений крестьян и рабочих. Но в стране, где правительство не осуществляло реальной власти над всей территорией, остававшейся все еще конгломератом относительно самостоятельных феодальных уделов, нарушение равновесия в обществе могло стать катализатором быстрых и неожиданных изменений. Весной 1978 года Мухаммед Дауд развернул репрессии против коммунистов, большая часть которых оказалась в тюрьме. Однако часть афганской армии вышла из повиновения М. Дауду, объявившему себя президентом страны. Под командованием одного из лидеров НДПА Хафизуллы Амина механизированные и танковые части захватили дворцы Дауда и убили его вместе с большей частью родственников. Этот военный переворот и был объявлен саурской (т. е. апрельской) революцией.
Советское посольство в Кабуле, во главе которого стоял А. М. Пузанов, было в растерянности; оно не предвидело и не предсказывало подобного развития событий. О перевороте в Кабуле Брежнев, Андропов и Громыко узнали из сообщений западных информационных агентств. Из этого же источника в Москве узнали имена новых руководителей страны — Президента Нур Мухаммеда Тараки, писателя и поэта, и премьер-министра Хафизуллы Амина — офицера и политика, а также ряда других новых афганских лидеров, включая Бабрака Кармаля.
Юрий Андропов был явно озабочен сообщениями из Кабула. От КГБ СССР уже и без того требовали огромного внимания и сил «социалистические революции» в Анголе и Мозамбике, в Сальвадоре и Никарагуа, в Эфиопии и Южном Йемене. Но теперь речь шла о соседней стране, с которой у Советского Союза имелась общая граница, превышавшая 2 тысячи километров. «Видишь, как полна жизнь парадоксов! — воскликнул Андропов в одной из бесед с В. Кеворковым. — Когда-то мы мечтали о «всемирной революции», теперь же не рады ей даже в соседней стране… Эх, если бы эта революция года на два-три позже началась, как все хорошо бы сложилось!.. С другой стороны, революция — как роды, ее нельзя отложить»