– А я недавно самолет освоил.
– В смысле?
– В смысле сам теперь за штурвалом могу.
– Никак обратно в Москву сам полетишь? Тебе бы еще паровоз освоить. Машинистом. На пенсии от голода точно не умрешь, подрабатывать будешь.
– Малютина! Я тебе говорил, что ты язва?
– Я гадюка!
– Ты даже себе не представляешь, как это здорово, летать самому! – Глаза Трофимова сделались мечтательными.
– И представлять не хочу. Я жизнь люблю. А тебе по возрасту за руль самолёта не положено. Сам-то угробишься, ладно, а вот людей безвинных на земле подавишь, вот беда. – Валентина Григорьевна удручённо покачала головой.
– И тебе меня не будет жалко, если я угроблюсь?
– Ни капельки! Чего тебя жалеть, раз ты такой дурак, сам в самолёт полез рулить. Какое вино хорошее, кстати.
– Давай ещё закажем.
– А давай. Я ж с тобой не полечу, с пьяным. Я на такси, культурненько.
– Думаешь, на такси безопасней? Там, говорят, такие джигиты снуют, – он изобразил рукой нечто, что должно быть, по его мнению, обозначало снующих джигитов.
– Это у вас в Москве джигиты, а у нас своих безработных полно. Пенсионеры вон, интеллигенция. «Бомбят» опять, как в девяностые, за милую душу. Вот до чего вы страну своей стабильностью довели.
– Не суди о том, чего не знаешь.
– А ты мне ещё про НАТО злокозненное расскажи. Как оно кольцо сжимает.
– Ты случайно не «Эхо Москвы» наслушалась?
– А ты случайно не телевизора насмотрелся? И вообще, скажи, какой у тебя, у настоящего патриота, ещё есть паспорт? Мальтийский? Еврейский? Или ты гражданин Америки? Чтобы, хоп, из нашей стабильности сразу за штурвал и тама. Загнивать вместе с Западом. Пожинать плоды пресловутой демократии?
– Лучше признайся, Малютина, что ты мне просто завидуешь.
– Чему завидовать? Ты ж даже на пенсию выйти толком не можешь, внуков нянчить, на самолете летать, сколько влезет, на сафари там, ну, как вы любите, на верблюдах. Ты вместо этого должен своё богатство стеречь, как Карацупа границу. Вот только собаки у тебя нету.
– От кого?! От кого мне стеречь своё богатство? Кто посмеет?
– От конкурентов, конечно, от этих, которым до чужого богатства всегда есть дело, которые спят и видят, чего б им ещё такого полезного отжать. И от общественности. Она ж возмущённая всегда, эта общественность. Спросит тебя, не ровен час, строго так спросит, – Валентина Григорьевна погрозила Трофимову пальцем, – а где вы были, мужчина, с восьми до одиннадцати? Тьфу ты!
– Я возмущённой общественности завсегда отвечаю честно! – Трофимов ухмыльнулся и подмигнул. – Не виноватая я! Это всё она, Танька!
– Какая Танька? – Валентина Григорьевна от удивления аж икнула.