Только один раз Елене Михайловне удалось попасть на торжественное мероприятие с банкетом и здравницами. Березкин не смог разорваться между пуском новой установки и командировкой в Лондон. Он выбрал Лондон, а Смирновой выпало таки лететь на пуск. Отправить туда Людмилу не представлялось возможным, так как там её никто знать не знал, и ведать не ведал. Да и Людмила сама бы ни за что не поехала, то ж Сибирь, а не заграница! На пуске Елене Михайловне понравилось, а особенно ей понравился тот самый-самый важный босс, который перерезал ленточку. Очень симпатичный такой олигарх с умными глазами. Этими самыми глазами он поглядывал на Елену Михайловну. Можно прямо сказать, заглядывался. И Елена Михайловна уже предвкушала, как она на банкете познакомится с олигархом, а потом всем об этом расскажет, однако выяснилось, что олигарх с руководством завода и города отправится на один банкет, а Елена Михайловна со строителями и руководством помельче на другой. Олигарх проводил Елену Михайловну тоскливым взглядом, и Елена Михайловна ответила ему тем же. Правда, потом главный инженер завода всё же утёк с банкета для большого начальства на банкет для простого люда, но Олигарху, видимо, это не удалось. Ну, как бы он незаметно оттуда свалил вместе с толпой охраны, если он там главная персона и все вокруг него вьются и лебезят? Эх, у олигархов свои проблемы.
Соответственно и у Елены Михайловны кроме проблем с карьерой из-за поползновений Березкина, существовала еще и проблема личной жизни. С олигархом ей познакомиться не удалось, а больше как-то знакомиться было не с кем, да и не особо хотелось. На заводах, конечно, к ней проявляли интерес и местные фраеры, и заезжие иностранные командировочные, но весь этот флирт был откровенно несерьёзным. Тратить себя на такие вот мимолетные связи означало испортить себе репутацию, а своей репутацией Елена Михайловна очень дорожила. Так что со временем в профессиональной среде распространилась информация, что Смирнова женщина серьёзная и придерживается строгих правил. Так и сидела она одна-одинешенька со своими строгими правилами.
В этом году тридцать первое декабря выпадало на воскресенье, что не давало возможности Березкину устроить аврал и заставить всех работать часов до восьми вечера, как он любил это учудить в прошлые годы. Более того, уже тридцатого декабря в субботу можно было спокойно подготовиться к празднику. А то вечно бежишь с работы, как чумная, убираешься в доме, потом начинаешь резать сваренные накануне с вечера овощи, и к началу мероприятия у тебя уже болит и отваливается абсолютно всё, и Новый год тебе уже не нужен, а хочется завалиться спать и спать часов этак двенадцать, никак не меньше. Так что в эту пятницу Березкин мог изгаляться на всю катушку. Что он и сделал, несмотря на официально провозглашенный предпраздничный короткий день.