Когда возвращаюсь в гостиную, мать сидит на диване и делает то, чего я раньше за ней не замечала: опустошает маленькую бутылочку коньяка из мини-бара в бокал. Жестом предлагает мне сесть в кресло, сама садиться напротив и делает щедрый глоток. Кривится, но все-таки глотает.
— Ольга ждет ребенка, — говорит она, стараясь не смотреть мне в глаза.
Я собираюсь рассмеяться, настолько абсурдно это звучит, но вдруг понимаю, что губы словно перемазали суперклеем, и все, что я могу — издать противный булькающий звук горлом, словно проглотила слизняка. Пробую снова — и опять ничего.
— Она заявилась сразу же после твоего отъезда. Закатила такой скандалище, что я думала, придется подключать полицию. Кричала, требовала, чтобы Рэма немедленно вызвали к ней, потому что она не собирается быть матерью-одиночкой и ни за что в жизни не сделает аборт. Слышала бы ты, что еще она несла.
— Это вранье, — говорю я, когда голос, наконец, возвращается. — Это просто мыльная банальщина. В жизни так не бывает.
Увы, но голос предает и слова звучат даже не в половину так уверенно, как бы мне того хотелось.
— Я сказала тоже самое, и Виктор тоже, но Ольга показала медицинскую карту. Виктор перезвонил врачу — это уважаемый специалист и, поверь, точно не стал бы ввязываться в мухлеж с поддельными свидетельствами. Ольга действительно беременна. Срок — десять недель. Она так же согласилась пройти дородовый тест на отцовство.
— Еще бы она не согласилась! Надеется, что ей поверят на слово и до этого не дойдет.
— Ольга согласилась сдать кровь в любое время. — Мамочка, наконец, смотрит на меня и под ее взглядом мне хочется забиться внутрь себя самой, схлопнуться, как воздушный шарик из которого откачали весь воздух. — Я разбираюсь в людях, Ени, и если она врет, то это самая идеальная, самая безупречная лгунья на свете. Поверь, я видела ее глаза — анализ на отцовство Ольгу не пугает, потому что она уверена в положительном результате. Это ребенок Рэма. Ребенок человека, за которого ты собираешься замуж.
Глава двадцать восьмая: Ени
Я поджимаю ноги: упираюсь ступнями в кресло, тычусь подбородком в колени, обхватываю их руками, словно вот-вот рассыплюсь. Боль натягивается где-то внутри сердца, режет и причиняет невыносимую боль, но я молчу. Просто медленно раскачиваюсь влево-вправо, словно сама себя баюкаю. Баю-баюшки-баю…
— Ени…
— Не надо, — останавливаю мамочку.
Ее голос слишком резонирует с моей внутренней вакханалией, которой я пока совершенно не способна управлять. Кажется, достаточно звука, чтобы взорвались барабанные перепонки.