— Пить ты не умеешь, — констатирую я.
— Тоже мне выдающийся талант, — сиплым голосом отвечает Ени и елозит языком во рту. — Мои пробы провалились.
— Тебя прослушивали слепоглухонемые?
Моя лесть явно ей по душе, потому что Бон-Бон начинает улыбаться, и я снова вижу перед собой девчонку, которая ворвалась в мою жизнь идиотскими полосатыми гольфами, взрывным характером и обезбашенностью. И на душе становится легче, потому что какой бы ни была ее реакция на случившееся, она точно не из перечня типовых.
— Я думаю, нам нужно обсудить дату, — старательно пряча улыбку, говорит Бон-Бон.
— Дату… чего? — Я серьезно болен этим торнадо, потому что ни с того ни с сего начинаю изображать из себя хищника и подкрадываться к ней мягкими шагами.
— У кого-то слабая память, — журит Бон-Бон.
— Старичкам простительно, — передразнивая ее, парирую в ответ. — Так что за дату ты хочешь обсудить, малышка?
— Дату, когда окольцую тебя на веки вечные, доберман.
Святой боже! Мои бедные яйца в это момент сжались так сильно, что, кажется, на хрен залезли внутрь. Никогда в жизни не испытывал такого облегчения.
— Ты хотела сказать, дату, когда я завладею тобой и спрячу в самой высокой башне самого неприступного замка?
— Собственник, — ухмыляется она, кокетливо поправляя волосы и отодвигая их ровно настолько, чтобы я увидел выскользнувшее из-под свободного горла свитера острое плечико. — Женщины не для того десятки лет отстаивали свои права и свободы, чтобы…
— Ох, Бон-Бон, прекрати нести эту феминистскую херню и поцелуй меня.
И она с визгом бросается мне на шею.
Кто самый счастливый мужик на земле? Я!
Обнимаю ее крепко, изо всех силы. В голове почему-то крутится идиотская мысль о том, что был бы я кенгуру — обязательно сунул бы свою Бон-Бон в сумку и застегнул на «молнию», чтобы большее она от меня никуда не делась. А еще я безумно счастлив, что несмотря на свой взрывной характер и полное отсутствие хотя бы первичных маркеров поведения, Ени не повела себя, как сопливая бабенка и не стала внушать мораль об ответственности, не устроила дешевую драму. Она, черт подери, повела себя как маленькая эгоистка, и я вышибу мозги любому, кто посмеет сказать, что это — плохо. Плохо — не любить себя, а все остальное лишь вариации на тему того, на какие уступки можно пойти с собственным эгоизмом.
Мы не то, чтобы целуемся, мы просто крепко прижимаемся друг к другу, словно в первый раз, хоть осознание того, что ее ноги крепко обвивают мою талию, будит во мне самые неприличные мысли. И все же, сейчас момент нашего первого триумфа в борьбе за счастье. Жаль, что не могу по щелчку пальцев достать из кармана звезду и вручить ее моей малышке: наверняка она бы повторила визг минутной давности. Надо бы взять за правило почаще ее баловать — эта счастливая мордашка буквально превращает меня в ванильное желе.