— Сейчас… Добью гада! — донеслось бормотание ведомого.
Однако избитый «Хейнкель» продолжал лететь, хотя Степка заходил на него уже третий раз.
— Бей по кабине или моторам! — наконец не выдержал я.
Похоже, это был тот самый бомбардировщик, которого Степка атаковал снизу.
— Угу! Щаз!
Вдруг мой «Лавочкин» задрожал и, выбросив в копоти горящего масла языки огня, стал крениться на бок.
— Б…! — вырвалось у меня, когда мимо пронеслись две стремительные тени. — Степка, у тебя два «мессера» на хвосте! — успел крикнуть я и попытался открыть фонарь, удерживая штурвал ногами.
Однако замок, похоже, заклиненный пулями, не открывался. Попытавшись еще раз, я закашлялся от дыма, проникавшего в кабину. С отчаянием осмотревшись, попытался найти возможность выжить. До берега не дотяну, это понятно, так что у меня только один шанс выжить, пока двигатель не встал…
Продолжая удерживать штурвал коленями, стараясь вести самолёт к конвою, я дёргал ручку открывания замка фонаря, но результаты были те же. В это время, стукнув, засбоил и заглох мотор.
В эфире отчетливо звучал мат Степки — радио работало уже хорошо. Сам он дрался с той парой, которая неожиданно атаковала меня. Бомбардировщики же спокойно удалялись, пользуясь моментом. Причем удалялись только пятеро — ведомый добил-таки шестого.
— База, я Хромой, ответь! — стал вызывать штаб полка.
— Я База, слушаю.
— Я Хромой. Подбит, иду на вынужденную в квадрате ноль-шесть. Как поняли меня?
— Вас понял… но это же… море?!
— Все правильно. Отбил атаку на конвой, сажусь рядом с одним из эсминцев, прошу предупредить моряков.
— Вас понял, сделаем.
— Еще из этого квадрата идет пять толстопузых, пошлите группу их встретить. Скорее всего, они выйдут в квадрате три-восемь. Идут пустые.
— Я База, сделаем. В остальном всё в порядке?
— Да! Второй дерётся с парой пчёл, что подбили меня.
— Прислать помощь?
— Не надо, справится. Отбой!
Дальше я уже сражался с управлением. Несмотря на великолепные лётные характеристики «Лавочкина», при вышедшем из строя моторе аэродинамика работала против него — сказывался тупой нос машины.
Скорость быстро падала, как и высота, а до кораблей было еще далеко. Если бы загоревшийся двигатель не заглох так быстро, шансы добраться до конвоя были бы не такими призрачными. Да ещё удушливый дым, от которого можно было потерять сознание. Не помогала даже повязка, наспех сделанная из носового платка.
«А, была не была!» — подумал я и бросил истребитель в штопор, одновременно пытаясь сбросить фонарь и сбить пламя. С пламенем получилось, но вот фонарь открыться так и не смог.