«Ты меня отвезешь домой или нет?» – спросила она и быстро подумала: «В автомобиле поцелую».
«Скажи, как ты вынюхала, что у меня нет денег?»
«Ах, это видно по твоим глазам», – сказала она и прижала к ушам ладони, так как шум поднялся нестерпимый, – забили гол, шведский вратарь лежал на льду, выбитая палка, тихо крутясь, скользила в сторону, словно потерянное весло.
«Не понимаю, зачем ты откладываешь, Магда. Это случится неизбежно, – нечего терять золотое время».
Они вышли из ложи. Магда вдруг покраснела и сдвинула брови. На нее смотрел толстый, темноглазый господин, – взгляд его выражал отвращение. Рядом с ним сидела девочка и, уставившись в огромный, черный бинокль, следила за возобновившейся игрой.
«Обернись, – сказала Магда своему спутнику. – Видишь этого толстяка и девочку, вон там, – видишь? Это его шурин и дочка. Понимаю, почему мой трус улизнул, жалко, что я не заметила раньше. Толстяк меня раз выругал девкой. Если б его кто-нибудь избил…»
«А ты еще говоришь о браке, – сказал Горн, идя за ней вниз по лестнице. – Никогда он не женится. Поедем сейчас ко мне, ну на полчасика. Не хочешь? Ах, ладно, ладно. Я просто так. Я тебя отвезу, только помни, что у меня нет мелочи».
Макс проводил ее взглядом: у добрейшего этого человека чесались руки. Он подивился, кто ее спутник и где Кречмар, и долго еще поглядывал с опаской по сторонам, боясь вдруг увидеть не только Магду, но и Кречмара. Было большое облегчение, когда кончилась игра и можно было Ирму увезти. «Ничего не скажу Аннелизе», – решил он, когда приехали домой. Ирма была молчалива, – только кивала и улыбалась на вопросы матери.
«Самое удивительное, как они не устают так бегать по льду», – сказал Макс.
Аннелиза задумчиво взглянула на него, потом обратилась к дочке: «Спать, спать». – «Ах нет», – сонно сказала Ирма. «Что ты, полночь. Как же можно!»
«Скажи, Макс, – спросила Аннелиза, когда девочку уложили, – у меня почему-то чувство, что произошло там что-то, мне было так беспокойно дома. Макс, скажи мне?»
Он смутился. После размолвки с мужем у Аннелизы развилась прямо какая-то телепатическая впечатлительность.
«Никаких встреч? – настаивала она. – Наверное?»
«Ах, перестань. Откуда ты взяла?»
«Я всегда этого боюсь», – сказала она тихо.
На другое утро Аннелиза проснулась оттого, что бонна вошла в комнату, держа в руке градусник. «Ирма больна, сударыня, – объявила она с улыбкой. – Вот – тридцать восемь и пять». – «Тридцать восемь и пять», – повторила Аннелиза, а в мыслях мелькнуло: «Ну вот, – недаром я вчера беспокоилась».