В других полицейских материалах говорилось об участии Баненкина в работе подпольных окружных конференций, в доставке оружия, организации боевых групп и убийстве Мачо Генова.
Полиции не удалось раскрыть связи Баненкина с воинскими частями, где он создал сильную организацию, насчитывавшую в своих рядах многих офицеров, а также его связи с другими районами округа. Но и того, что они узнали, оказалось достаточно, чтобы привести полицейских в изумление. Кто мог допустить, что трактирщик с Софийской улицы такой опасный и опытный конспиратор!
Его подвергли пыткам, которые трудно описать, ибо они превосходят все, что может себе представить нормальный человек. Но никаких новых показаний полиции не удалось вырвать у него. На протокол допроса высший полицейский начальник наложил резолюцию:
«Ерунда! Нам нужен состав окружного комитета партии, данные о деятельности каждого члена этого комитета и, в частности, о том, чем специально занимался Баненкин! Сведения об убийстве Генова и саботаже на фабрике!»
В последний раз его вывели на допрос в ночь на 13 июня. Через четыре часа его принесли в камеру завернутым в одеяло и бросили на пол. Это было чудовищное зрелище: голова словно вдавлена в грудь, череп продырявлен, язык вывалился, изо рта текла кровь. И на сей раз Динко ничего не сказал. Впоследствии кто-то из полицейских начальников написал на его старых показаниях: «Да человек ли это или железо?»
На следующее утро арестованные, которых вывели к водоразборной колонке, увидели, как несколько полицейских сколачивают гроб.
В те дни командование отряда имени Антона Иванова ничего не знало о тяжелом провале, и группа партизан ждала около Паталеницы встречи с секретарем окружного комитета партии Любеном Гумнеровым и Динко Баненкиным. В числе вышедших на эту встречу был и я.
Шли дни, а из города никто не приходил. Не переставая лил дождь, и все промокли до нитки. Нельзя было разжечь костер, чтобы обсушиться, так как мы прятались среди низкорослых кустов в открытом поле. Все это только усиливало в нас чувство досады на виновников нашего бесполезного ожидания.
Однажды вечером пришли два товарища из Паталеницы. Поставили перед нами корзину с черешнями и несколькими буханками хлеба и сообщили, что встреча с товарищами из окружного комитета партии не состоится. Они рассказали о провале, и наш небольшой партизанский лагерь словно замер. Лев Желязков, новый комиссар отряда, снял очки и долго-долго протирал стекла. Всем было тяжело. Нас переполняло чувство вины за наши несправедливые упреки в адрес товарищей, не явившихся на встречу.