В то время проходила Соболевская акция[34]. Пищиговские коммунисты во главе с Гурко Карабаджаковым и Ангелом Тунчевым собрали тысячи подписей. Но и полиция не сидела сложа руки. Однажды ночью из Пазарджика прибыли агенты и полицейские и арестовали более пятидесяти человек. В общине их били и мучили, но никто не выдал организаторов. Отвезли в Пазарджик только Гурко Карабаджакова и еще одного коммуниста.
До меня в доме Петко несколько месяцев подряд укрывался Луко Луков — член окружного комитета партии. Перед Новым годом Динко Баненкин сообщил Петко, что нужно отвезти Лукова в город на заседание комитета. Петко запряг лошадей, сел рядом с опасным гостем, и они тронулись.
Ночь была ветреная. Суровый холод сковал землю. Копыта лошадей стучали по мерзлому грунту, словно по граниту, только что искры не сыпались из-под подков.
Когда добрались до церкви Святой Петки позади базара, Луков соскочил с повозки, попрощался и исчез в темноте. Петко отъехал подальше в стал ждать известия, когда они тронутся обратно в село. На рассвете пришел Динко Баненкин и сказал, что Луков останется на несколько дней в городе.
— Мы тебе сообщим, когда приехать за ним…
Это было 30 или 31 декабря. Петко вернулся в село. Но прошло рождество, прошел Новый год, а из города не было никаких вестей. На Василев день стало известно, что Луко Луков схвачен полицией. Его дом был окружен, и единственное, что он успел, — это спрятать оружие.
— Несчастный человек! Что его ожидает… — вздохнула баба Мария.
Она даже не задумалась над тем, что может случиться с ними, если Луко не выдержит и полиция дознается о том, что они укрывали его более двух месяцев. Она и не подумала, но Петко и Божана натерпелись страху. Они верили Луко, однако знали и другое: человек не камень. И все же, несмотря на это, приняли меня. Да ведь не так уж много времени прошло, чтобы считать, что история с Луко забыта.
Когда настало время мне уходить, баба Мария приготовила большой кусок сала, рису и целую буханку хлеба. Уложила все это в узелок и наказала передать моей матери.
— Время сейчас голодное, а горцы еще беднее, чем мы… Передай ей от меня гостинец…
Она вряд ли поверила, что я из Батака, но после того разговора о теплой воде больше ни слова о том не произнесла.
— Мне не доведется ее видеть, — сказал я. — А передавать через других — опасно…
— Дай ей знать! — уговаривала она меня. — Ты и не представляешь, сынок, как больно нам, матерям!
Я ушел с надеждой, что отправлюсь прямо в батакский отряд. Но все сложилось не так. Пришлось еще довольно долго скитаться по пазарджикским селам, пока мы вместе с моим товарищем Кочо Гяуровым нашли дорогу в Родопах. Потом нам пришлось пересекать горы от Места до самого Чая. К сожалению, партизанские тропы ни разу больше не привели меня в Пищигово. Но они столкнули меня с людьми, которые тоже бывали в доме Петко и Божаны, ели хлеб бабы Марии и с волнением рассказывали о них.