Надзиратель сказал, что нам пора уходить, но я не могла пошевелиться. Вырвавшись из рук мамы и обливаясь слезами, я крепко вцепилась в решетку. Слезы мешали мне видеть отца. Мама вытерла мне глаза, и я увидела отца, побледневшего и молчаливого, словно рассеченного решеткой на квадраты…
Через год ли, через два ли — уже и не помню — мы снова поехали на свидание. Вошли в желтое здание дирекции тюрьмы. С верхнего этажа спустился пожилой, одетый в штатское человек и остановился перед дедушкой.
— Это вы к Георгию Кацарову? — спросил он. — Никаких свиданий… Поезжайте восвояси!
Дедушка Коста положил узелок на пол.
— Да как же так мы вернемся и не увидим его? Да что вы за люди!..
Штатский побагровел и так закричал, что у меня в глазах потемнело.
— А ты на меня не ори. Я тебе не батрак! — возразил ему дедушка. — Я на двух войнах воевал, а ты небось и пороха-то не нюхал…
— Ты воевал, а твой сын продает и тебя, и Болгарию…
Дедушка весь будто ощетинился. Он был сухопарый, но жилистый, крепкий старик. Мастерил самые добротные бочки в округе. Он сжал кулаки и потряс ими.
— Мой сын — настоящий человек, а вот ваша власть прогнила и зачервивела…
Так в тот раз мы и не увидели отца. Нам отказали в свидании потому, что отец прикрепил красный флаг к тюремной трубе.
2
Я еще не ходила в школу, когда отец вернулся из тюрьмы. Увидев отца в окно, я пустилась бегом, чтобы первой встретить его. Он вошел во двор, положил перед бочарней какой-то узел и остановился под старой грушей. Я бросилась ему на шею… Прикосновение к его лицу меня словно обожгло, а его глаза показались мне такими глубокими, как омуты на реке.
Наконец мы вошли в дом. Дедушка Коста поздоровался с отцом и больше ничего не сказал. Делал вид, что сердится. Молчал, а хитрющие глаза так и ощупывали взглядом папу.
А отец стоял посреди комнаты и держал меня за руку.
— У тебя жена и ребенок… Подумай об этом! Я уже стар, и некому о них заботиться… — проговорил наконец дедушка.
Отец ничего не ответил. Со двора примчалась мама, а за нею и бабушка. Бабушка бросилась отцу на грудь, он наклонился и поцеловал ее, потом обнял маму.
Через какое-то время за отцом снова пришли полицейские. Дедушка открыл ворота, и они ворвались во двор. Один встал под грушей, а двое с пистолетами в руках вошли в дом. Я закричала.
— Что вам надо? — спросил отец.
Полицейские показали ему листовки и небольшой плакат, а на плакате — рабочий с поднятым кулаком. Оказывается, такие плакаты расклеили на здании станции Кричим, в Полатово и других селах.
— Если меня не отпустят, забирай детей и уходи к своим, — сказал он маме и вышел.