В ночь на 18 марта около полуночи арестованные, находившиеся в помещении столярного училища, просыпаются от топота сапог на лестнице и в коридорах. Часовой, стоявший на посту в коридоре, громко спрашивает пароль.
— «Дунай»! — отвечает чей-то голос и приказывает открыть учительскую, в которой содержатся двадцать семь человек.
В комнату входит высокий человек с худым смуглым лицом, прозванный Хищником, а с ним пять-шесть жандармов. Часовой, стоявший на посту в комнате, отходит в сторону и испуганно смотрит на вошедших.
— Трендафил Балинов, Тоско Ганев и Петр Янев, одевайтесь! — приказывает агент.
Названные по именам понимают, что это конец. Понимают и остальные. Наступает страшная тишина, нарушаемая только писком мышей под полом. Мыши так громко пищат и скребутся, что арестованным кажется, будто они вот-вот вцепятся им в горло.
Петр Янев стягивает онучи. Тоско тоже готов. Все встают и молча прощаются. Трендафил протягивает свою обглоданную авторучку стоящему рядом парню:
— Возьми! Человек должен оставить хоть что-нибудь на память о себе…
Осужденных выводят в коридор и связывают. Из другой комнаты Хищник вызывает Илию Янева, Чаушева, Димитра Клинчева и Зафиркова. Илия тянется за полушубком, висящим на гвозде в углу комнаты. Пытается обуться, но распухшие от побоев ноги не влезают в обувь. Кто-то из товарищей подает ему свои ботинки. Илия не смотрит кто, не до того ему. Собираются и остальные.
Среди арестованных находится и Димитр, сын Петра Янева. Отцу разрешают проститься с ним.
— Скажи матери и деду, чтобы не убивались… Да постарайтесь с братом дом восстановить. И не разлетайтесь по белу свету…
Голос его звучит глуховато, но глаза у него сухие.
Их отводят к школе. Там вталкивают в грузовики и везут к Циговой лесопилке.
Улицы Батака безлюдны. Перед школой выставлены почерневшие головы убитых партизан. На пепелищах сожженных домов торчат обуглившиеся балки. От семей и целых родов, давших не одно поколение борцов за свободу, теперь остались лишь немощные старики, осиротевшие дети и вдовы. Старая река по-прежнему омывает обильно политые кровью берега, теряясь где-то среди зарослей ивняка. Глубокий снег засыпал следы, оставленные партизанским отрядом во время его последнего похода.
10
Год назад я побывал в Батаке. Встретились мы с Димитром Яневым, бабкой Петрой Джамбазовой, Димитром Хаджиевым и еще с десятком человек и в который раз повели разговор о прошлом. А разве можно обойти молчанием прошлое, когда здесь все напоминает о нем? И каменная церквушка — этот трагический пантеон, оставшийся после первой и второй бойни в Батаке, и траурный креп, который вот уже четверть века свисает и долго еще будет свисать над многими воротами, и неизменные черные косынки на головах женщин. Трагические события оставили у многих батакчан горькие воспоминания о насильственно отнятой молодости и глубоких следах запекшейся крови…