Кончился последний урок. Раздался звонок, мы вскочили с парт, готовые вот-вот сорваться с места. Я вскинул на плечо сумку с учебниками и тетрадями, подождал, пока выйдет учитель, и выпрыгнул через окно прямо в снежный сугроб.
У нашего дома я заметил человек десять полицейских. Они направлялись к общинному управлению. С ними шли и двое штатских в черных макинтошах и шляпах. Чем-то они напомнили мне гробовщиков.
Мама дожидалась меня во дворе. Она схватила меня за руку и быстро увела в дом, потом плотно прикрыла дверь и, наклонившись ко мне, быстро заговорила:
— Приходили полицейские. Ищут отца… Беги в лес — предупреди его…
Полицейские уже дважды приходили за отцом. А он еще накануне ушел в лес. На сей раз их было много, и они окружили не только наш дом, но и соседние улицы…
— Скажи ему, сынок, что дело серьезное! — продолжала мать с волнением в голосе. — Пусть совсем домой не возвращается…
Я пустился бегом через село и вскоре почувствовал колющую боль в левом боку, да такую сильную, что слезы из глаз брызнули. Когда потом взбирался на холм, чуть сердце из груди не выскочило.
Остановился я, когда добежал до холмов. Шоссе показалось безлюдным, мертвым. Пришлось ждать долго. От холода у меня закоченело тело.
Наконец на шоссе показался отец с двумя лесорубами из Ракитово. Заметив меня, удивился. Нарочно отстал от них, будто бы поправить обувь, и знаком подозвал к себе.
— Зачем ты пришел сюда? Что-нибудь случилось?
— Тебя разыскивает полиция! — выпалил я. — Мама сказала, чтобы ты совсем домой не возвращался… — Я пытался не показать своего страха.
(С тех пор как мы узнали, что отец убит, мама все корила себя за эти слова, они казались ей теперь такими зловещими: ведь это последние слова, которые она передала ему. Надо было сказать что-нибудь другое, пожелать благополучного возвращения.)
Не знаю, ждал ли отец, что его станет искать полиция, но услышанное его не смутило. Только лоб наморщил — задумался.
Он молчал, потирая ладонью загрубевшее от холодного ветра лицо, а я глаз с него не сводил. Мне вдруг захотелось спрятать голову у него на груди и не отрываться, но я не дал воли своему порыву.
Он велел мне вернуться в село, разузнать, арестовали ли кого-нибудь, и принести ему продуктов и его походные ботинки — он купил их еще осенью, но ни разу не надевал.
— Вечером принесешь все на луг в Николчице, — сказал он. — Только смотри в оба, чтобы никто не увидел, куда ты направляешься.
К вечеру мама приготовила котомку с хлебом и салом, туда же уложила шерстяные носки. Я надел отцовы ботинки поверх своих резиновых тапочек и по глухим и темным улицам направился к занесенной снегом ниве. Отец ждал меня у межи. Совсем замерзший, он хлопал ладонью о ладонь и постукивал ногами, чтобы согреться. Я подал ему котомку и сказал: