Казалось бы, моя стихия. Ан нет. Не моя. Я привык идти против общества. Бывают моменты в моей жизни, когда я обнаруживаю, что я один против всех. Это меня только раззадоривает. Уверенному в своей правоте мне временная изоляция не страшна.
Когда мы наконец-то прошли в украшенный различными арт-инсталляциями павильон, выяснилось, что группа Pompeya уже отыграла. Зеленело огромное людское поле в центре огромного павильона и у сцены. Издали какие-то люди захлопали руками, затопали ногами, некто шумно откупорил пивную банку.
— Ага, Рашев привалил! — прохрипел незнакомый волосатый несовершеннолетний самец, явно обдолбанный марихуаной.
Молодой Шодик Ализода стоял в компании двух прелестных девиц. Туда и сюда сновала красивая актриса Айсулу Азимбаева. В углу бухал режиссер Каиржан Орынбеков, разговаривающий с лос-анджелесским акцентом, но кажется немного страдающий от синдрома дефицита внимания и гиперактивности. А вот и яркие бестии, сестры Грибановские — красные, будто горящие в огне губы, блеск в глазах, в один момент похожие как две капли воды, в другой совершенно разные. Вот нарисовался журналист Мади Мамбетов с седой неухоженной шевелюрой. В углах стояли вездесущие Багабои и Яны Рэи. Пришедшая на выставку со своим долговязым американцем пиарщица Жамиля Гафур нарочито меня игнорировала. Уже довольно tipsy, я поздоровался с ней в проходе, однако нарвался на самый жестокий игнор из всех игноров, которые испытал в жизни. Это было гробовое молчание, уважаемые дамы и господа. Кристальная ненависть.
— Хе-хе, все тебя ненавидят, — сказал улыбающийся Superfly.
Одни и те же люди, снова и снова. Байтасов, несомненно, устраивал бал, по всем традициям европейских балов конца XIX-го века. Он даже людей позвал выборочно, по пригласительным, при этом умудрившись пригласить аж 800 человек. Все эти 800 человек сейчас гудели, напивались и курили на его пиршестве. А хули ему еще делать, если его настоящая профессия — наследник. Пресыщенному, ему, наверное, скучно. Я, разумеется, иронизирую сейчас, но в словах моих есть доля правды. Мысли мои подтвердились, когда сам хозяин бала подошел ко мне и улыбчиво поздоровался.
— А, Рашев! Как ты мог приехать так поздно? Ты все пропустил! Ты же обещал, что приедешь и напишешь об этом! — даже немного с обидой заявил Байтасов, тем не менее, не скрывая свою радость по поводу успеха мероприятия.
— Напишу, напишу, — ответил я. Как видите, слово свое я сдержал.
Казахские инди-телочки, так же, как и их американские эквиваленты, в основном занимались распространением вокруг себя ауры презрительной горделивости и сопливой нахальности. Поверженный взгляд, как бы говорящий: «Меня никто не понимает». Неправдоподобно изношенный свитер, купленный в Benetton, но выдаваемый за second-hand. Бесполезная плюшевая сумочка. Самодельная юбка. И, что самое интересное, они научились холодно и высокомерно танцевать. Я думал, что в Казахстане это невозможно, но они, блядь, научились это делать. Один 26-летний фотограф на вопрос о том, легко ли затащить в постель женщину из этой тусы, ответил мне: