Что еще? Каждый божий день я хожу на работу. В офисе одной весьма крупной французской компании я протираю свои штаны с девяти утра до шести вечера. Мое иностранное образование и вымученный опыт работы в известном швейцарском банке очень впечатляют моих французских и казахских коллег, хотя я там ничего не делаю. Может быть, пару бумажек переберу за целый день — вот, пожалуй, и все. В остальное время я с удовольствием пью крепкие алкогольные напитки в своей квартире и курю сигареты на балконе. Обыкновенно в пьяном состоянии я похож на раненую дворовую собаку — сижу или лежу вальяжный, страшный, весь покоцанный, рожа пропитая, волос на голове более, чем дохуя, сигарета в руке, манеры наглые, речь хриплая, высокомерие бьет через край, честолюбивый как свинья. Лично я бы с таким не стал дружить, я такого бы не взял на работу, и гулять с таким не стал бы и не доверил бы ничего.
А все потому, что принадлежу я к странной разновидности людей, которых в своей стране свой же народ принимает за иностранца. Я — возвращенец. Это особая порода мазохистов, которым удалось сбежать из родного аула, перебраться через океан, получить западное образование и заработать настоящий английский акцент — чтобы в итоге покинуть свободу и демократию и вернуться обратно в Казахстан. Возвращенцы бывают различных мастей, но все они немного странные и запутавшиеся по жизни. Это может быть невротичный «болашаковец», получивший степень магистра в университете Южной Каролины. Или банкир, поработавший в Лондоне и приехавший снимать сливки с казахского рынка. Или дочка заворовавшихся родителей, которую послали в престижный европейский интернат в надежде туда перебраться, но которая вернулась в ложных патриотических чувствах. Возвращенцы понимают все нюансы жизни в Казахстане и что значит быть казахом, и в то же время прекрасно осознают катастрофичность происходящего здесь безумия. Я одинаково ненавижу развалившийся асфальт на тротуарах своей родины и скуку пригородной жизни Лондона и Женевы. Что я здесь делаю? Что бы я делал там?
Глубоко внутри такие люди, как я — трагические персонажи масштаба Фолкнера и Достоевского. Помню, когда я учился в американском колледже, один одетый в твидовый пиджак профессор литературы пытался убедить меня в том, что Достоевского не стоит воспринимать всерьез, потому что все его истории «мелодраматичны» и «неправдоподобны». Я тогда постеснялся сказать ему, что пожив в России и Казахстане, ты понимаешь, что Достоевский был настоящим реалистом, если не журналистом. Наши жизни абсолютно так же мелодраматичны и неправдопобны, как в его книгах. Зря я тогда ему этого не сказал. Теперь вот жалею об этом.