— И вы сегодня же вечером возвращаетесь в Сидер-Уэлли?
— Сегодня вечером.
— В таком случае, — медленно сказал губернатор, — предпочтительно, и для меня очень желательно, чтобы вы уехали из города до наступления темноты.
— До наступления темноты? — повторил Рэтледж; в ушах у него что-то зажужжало.
— Благоволите взглянуть вот на это, — любезно сказал Камминг, протягивая лейтенанту только что вынутую им из портфеля бумагу.
Рэтледж глухо застонал. Перед ним была точная копия письма Аннабель.
Губернатор отобрал бумагу, тщательно сложил ее и положил назад в портфель. Делая это, он не спускал глаз с лейтенанта.
— Вы, может быть, за нею приехали? — спросил он наконец.
Рэтледж опустил голову.
— Не выпьете ли стаканчик рому? — предложил губернатор.
Он с выражением глубокой грусти смотрел на лейтенанта.
— Вы, может быть, слышали о затруднениях, испытанных несколько лет тому назад здесь полковником Стиату?
— Полковником Стиату?
— Он командовал американскими войсками, пересекавшими Уту по дороге в Калифорнию. Во время их перехода через Соленое Озеро войска эти вели себя так, как недостойно американских солдат. Они насиловали жен честных мормонов и уводили их с собою. Ужасные последствия этого беспутства вам известны. Подозрительность мормонов и граждан Союза; враждебность, сначала глухая, потом открытая, и назначение президентом Бьюкененом военной экспедиции. Остальное вы знаете. В этом приключении, сударь, — я могу вам сказать это только с глазу на глаз, и с какой сердечной болью, один Господь знает! — в этом приключении право было не на нашей стороне.
Он намеренно замолчал.
— Вы знаете, сколько усилий я употребил, чтобы загладить это печальное недоразумение. И вы хотите снова возобновить необдуманным поступком эти несчастья? А вы не подумали о том, какие неприятности можете причинить вашему начальнику, генералу Джонстону, доверчиво подписавшему вам служебную записку, потому что я не могу предположить, — сладким голосом и пристально глядя на своего собеседника, сказал губернатор, — чтобы генерал был в курсе ваших…
Рэтледж понял, что ему расставлена ловушка.
— Генерал ничего не знает, — сказал он.
— Очень рад, — сказал Камминг. — В таком случае мы сочтем эту историю ребячеством с вашей стороны. Можете быть вполне уверены, — иронически взглянув на лейтенанта, прибавил он, — что я никогда ничего не скажу об этом генералу.
Он встал с места, подошел к впавшему в уныние офицеру и взял его за руки.
— Бедное дитя мое, — с состраданием произнес он. — А хорошо ли дали вы себе отчет в том, что хотели сделать?