— Есть позавчерашний борщ, но им я тебя не угощу, — сказал англичанин, доставая из духовки сковороду. — Рыбу в кляре любишь?
— Ни разу не пробовал, — сказал Роман.
Рыба…
— Тогда попробуешь. Также на повестке дня салат зимний и салат летний. Жена стряпала, а она в готовке разбирается.
— Отлично.
Максим Максимыч вытащил из холодильника салатницы.
— Ислам не принял еще?
— Чего?
— Сало, говорю, любишь?
— Не откажусь.
— Не откажусь, — задумчиво повторил англичанин, открывая морозильный отсек.
Вскоре на столе появились тарелки и салатницы, сковорода с рыбой, хлебница с нарезанным на толстые ломти караваем, блюдечко со шпиком, солонка с перечницей, ваза с абхазскими мандаринами, виноградный сок, прозрачные бокалы и стопки. Роман, опомнившись, сбегал в коридор за виски в портфеле.
— Джамесон. Ирисх вхискей, — коверкая слова, прочел Максим Максимыч. — Уважаю. Честно говоря не сомневался, что сдержишь обещание. Я даже водку для перестраховки не взял.
Англичанин разлил виски и произнес тост:
— За то, чтоб в предстоящем году нас оценивали по заслугам.
Отвыкший от спиртного Роман поморщился от опрокинутой стопки и на всякий случай плотнее сжал губы.
— Зуб даю, сильнее, чем «Беллс» и «Джонни Уокер», — заявил англичанин. — Мягче и дыма меньше.
— Иная технология перегонки.
— Закусывай давай, не стесняйся. Отощал совсем, — сказал Максим Максимыч, отрезая большой кусок рыбы и переправляя его в тарелку Романа.
Роман украдкой принюхался и не уловил отвратительного запаха, которым пропитываются рыбаки и от которого кружится голова. На вкус блюдо неожиданно оказалось не просто удобоваримым, а изумительным, чему в немалой степени споспешествовал целый букет приправ и пряностей. Жена англичанина действительно разбиралась в кулинарии.
— Математические подсчеты сообщают, — сказал Максим Максимыч, — что полулитровая бутылка, распитая на двоих, вмещает в себя пять тостов. Теперь твой черед.
— За грамотную расстановку приоритетов в любой непонятной ситуации, — сказал Роман, подумав.
— Такое не грех и салом закусить.
Осталось три тоста.
— Палыч, я соображал, как аккуратнее спросить, и не сообразил. Так что напрямик. Правда, что ты матерился на уроке? — поинтересовался Максим Максимыч.
— Одно неосторожное слово, — потупился Роман. — Я никого при этом не оскорблял.
— Охотно верю, потому что за нецензурное оскорбление тебя бы по судам затаскали, — сказал англичанин. — Неосторожность вон как дорожает. Четыре тысячи штрафа.
— Не будем о грустном, Максим Максимыч.
— Ты прав. Грустнее только курс доллара под восемьдесят и квартальная премия в четыреста тринадцать рублей.