— Какая история, а? Талантливого диссидента проклинает малая родина, а он добивается в итоге награды за самоотверженный труд. Со стороны выглядит так. Однако, — произнес Азат, поднимая указательный палец, — все было мелко, банально и некрасиво. Мне в этой ситуации не себя жаль, а редактора. Она-то работы лишилась. Виноват перед ней.
Азат утверждал, что его рекорд — бутылка виски за вечер. Это без пива. Если с пивом, то полбутылки и три «Крушовице» по ноль-пять. А напиться до чертиков дешевле всего, перемешав в эмалированной кружке теплую водку с кубанским каберне в пропорции пятьдесят на пятьдесят.
Под воздействием градусов Роман обмолвился, что приехал из Москвы. Далее последовала легенда о казанском дедушке и твердом намерении писать научную работу о поэте Перцове, друге Пушкина. Азат обозвал москвича романтиком и признался, что в столице ему больше всего по душе район в округе станции метро «Спортивная» с домами в стиле конструктивизма.
— Я часто там гулял, — сказал Роман. — Мне и набережная нравится.
— Правда? — обрадовался Азат. — На Погодинской еще дом голубой с наличниками и посольство экзотическое! Как уж его…
— Иракское.
Литератор заговорил о грандиозных конструктивистских проектах, о мученической фигуре Ивана Леонидова, а Роман ошарашенно уставился на бутылку, даже не силясь изобразить интерес к рассказу. В памяти всплыли затуманенные образы. Кира грозится, что заставит его скучать. Не сожалеть, а именно скучать. Роман без пояснений выдирает из рук опешившего промоутера стопку листовок и опускает их в ближайшую урну...
— …Ле Корбюзье, сам Ле Корбюзье восхищался, представляешь? — продолжал Азат.
Роман жестом остановил его и залпом опрокинул бокал.
— Слушай, — сказал он, кривясь от большой дозы виски. — Слушай, пожалуйста.
Он рассказал почти все, прерываясь на глоток-другой. Умолчал только о сверхъестественном избавителе, который спустился из ниоткуда и дружески положил руку на плечо.
— Мощно, — нашелся многословный до того литератор.
Они выпили за самую драматическую профессию в мире — за учителей.
Алкоголь пробуждал тягу к длинным и вычурным речам.
По словам Азата, ежедневная норма О'Генри составляла два литра виски. Знаменитый американец на доходы от творчества снимал просторные апартаменты в нью-йоркских гостиницах и заказывал костюмы у лучших портных. И это в меркантильном обществе, поклонявшемся доллару. Сегодня же автор может лишь мечтать о подобных гонорарах.
Азат утверждал, что искусство нуждается в бескомпромиссном и бесстрастном изображении современной школы. Гай Германика преднамеренно сгущает краски, «Физруку» место на свалке, а Алексей Иванов при всем обаянии порой неубедителен в деталях. У него получается, что Служкин, преподавая экономическую географию в девятом классе, имеет ставку всего три часа в неделю и живет на эти деньги. Ясно, что художественная правда не равняется правде жизни, но не до такой же степени.