Давай-ка с нами!
Иди со всеми!
Давай! Давай!
Озираясь, прижатый к стене Кадыров зажал, как портфель под мышкой свой чемоданчик. Двери в собственные его комнаты были распахнуты настежь, но там веселились тоже, и только один — по пояс голый, в высокой вязаной, с висящим помпоном шапке и с очень черной бородкой — сидел неподвижно на его обеденном столе в позе лотоса.
Серые и синеватые измятые джинсовые куртки под свист, и вой, и кряканье магнитофона подпрыгивали, потряхивая — почти все белокурые — огромными волосами, и все качались перед ним, а вместе с ними подпрыгивало нечто старательное и бледно-красное — это, подхваченный за руки, плясал с мальчишками отрок, счастливо улыбаясь.
— Пьянь! …Вашу мать! — отчаянно рванулся Кадыров, перекрикивая магнитофон. — Порядок надо! Вы!.. Стиляги! Порядок! Себе уважение надо от жизни! А не халтуру давать! Семья!..
Его никто не слышал.
— Вы! — кричал, надрываясь, Кадыров, взмахивая рукой. — Эй, участковый нас вас, вы! Послушай! Послушай, молодые люди… — Пока наконец у Зинки в комнате не «вырубили» магнитофон.
Косматая, прерывисто дышащая, прокуренная, расстегнутая толпа ухмылялась перед ним, загораживая весь коридор и выход.
— А зачем тебе участковый? — даже как-то ласково спросил Кадыров-младший, этот ублюдок с челкой, стоявший в первом ряду, и на груди у него на грязной тенниске приподымалась и опадала кабанья морда с загнутыми клыками. — Это разве не ты тетю Катю уморил? А? Ты ж убил ее, Катю.
— Я?! — отшатнулся Кадыров.
— Ты, — подтвердил, кивая, Кадыров-младший. — Когда после операции пришла, разве не ты выпихивал ее работать? А? Порядок?! Или, может, вам хлеба или вам ботинок на душу вашу не хватало? Проклятое поколение рабов.
— Врешь! — отчаянно закричал Кадыров. — Не выпихивал! Врешь! А ты… вы кем будете старые?!
— Батя, мы старые не будем, — усмехаясь, разъяснил ему молодой человек с черной бородкой, тот самый, что сидел до этого на обеденном столе. Он стоял теперь рядом с Кадыровым-младшим в ватнике на голое тело, в шапочке с висящим помпоном и разглядывал Кадырова неподвижными, очень светлыми глазами.
— Вся ваша лжа, батя, нам уже вот где. Если так, — объяснил ему молодой человек с бородкой, — взрослеть, как вы, это нам, батя, все равно что помирать.
— How do you do? — осклабился «клавишами» Кадыров-младший и подморгнул из-под челки. — Мы сегодня здесь, завтра нас не будет, а мы тоже дети-цветы, comrade teacher!
Ничего не понимая, Кадыров-старший, отступая назад, обводил их глазами, но только одно заметил — что все стоящие перед ним были почему-то в черных перчатках.