– Экий ты... Выбежал, не сказал куда. Я бы может с тобой подался.
– Ой ли!
– А чего?
Переглянулись понимающе.
– Новости есть? – спросил жердяй.
– Новости есть. Камнестрельную машину отладили. Города брать.
– И что?
– И ничего. Не в ту сторону камень метнула. Своих побила, своих покалечила.
Заулыбались.
– Еще чего?
– Оженился заново. Взял девку-дуравку, законопреступную жену. Глупа и груба. Крадлива и ленива. Задом крутнула разок – растаял у него животик.
– Сколько ж ему еще срамствовать?
– А до упора. Трижды тридевать трехлетий. Воробьев нынче жрет, михирь иметь в постановлении. Не прелюбодейства ради, но токмо ради детотворения.
Засмеялись невесело.
– В морильне теперь кто?
– В морильне теперь никто. Место тебе готовят. Чтоб по заслугам.
– Думаешь, посадят?
– Всенепременно и надолго. Всех переказнил, сказнит и тебя. А не пиши в другой раз: "Упырья рожа, налимий глаз, щучьи губы, овечья душа. Одно только знает – меды попивать..."
– А что, непохоже?
– Похоже. За то и сказнят. Писал бы просто: "От головы до ног не было на нем порока".
– Одно слово – копронимос.
– По-еллински копронимос, – поправил тот, – по-русски – говно.
Хрюкнули дружно от удовольствия.
– Эй! – пощурился на него жердяй. – Как он узнал, что там понаписано? Кругом – без грамоты.
– Да не мутят тебя размышления твои. Я на что?
Помолчали.
– Всё ему прочитал?
– В выдержках.
– Экий ты.
– Экий я.
Этот ногами поболтал, тот ножичком поковырял.
– Куда хоть бежал? – спросил с интересом.
– Тебе на что?
– Сгодится при случае.
– На север, мой друг, на север. Где реки на ночь текут. Где птицы райские, гамаюн да финик. Туманы по осени, травы густы, земля домовита. Доброухание чудное, а не злосмрадная воня.
– Понятно, – сказал тот. – Крестопреступник ты и изменник. К врагу утёк. Тайну унес. Поруху нанёс. Так и отметим в хрониках.
– Кто отмечать-то будет?
– Я теперь. Кто еще?
Опять переглянулись.
– Как вообще?
– Вообще хорошо. Дурака нового поставили. Медлив умом да языком заиклив.
– Распоряжается?
– А то нет. Не спрашивает, откуда взять, говорит только – чтобы было. Погноил, потравил, на ветер пустил без счета. Шумом шумит и хапом хапает.
– Хозяин куда смотрит?
– Сказано тебе: на девку-дуравку. Красу непомерную. Он ей: "Так, мол, и так..." А она: "Ну давайтя". Сразу на кухню: воробьев жарить, михирь подымать.
Еще посидели, еще поглядели.
– Зачем ему прочитал? За язык тянули?
– Время наше, – сказал с пня, – как отметится? Думал об этом?
– Как было, так и отметится. После нас не будет нас, а память останется.
– Не согласен. Ни-ни! От прежних нет хроник, – так они хороши будут?