По дороге в кофейню они в основном молчали.
— Можешь хоть намекнуть? — спросил Дилл.
— Дай мне сделать торжественное объявление.
— Тебя приняли в какой-то вуз. Нью-Йоркский университет?
— Пожалуйста, дай мне нормально рассказать.
Они приехали в кофейню, взяли напитки с христианскими названиями и сели за столик.
— Итак, — сказал Дилл. — Делай свое объявление.
— Я сегодня получила письмо о зачислении в Нью-Йоркский университет.
Острая боль в груди. Разряд в сердце. Шок распространялся по телу, проникая в живот, словно капельки крови, растворяющиеся в воде.
* * *
Дилл чувствует себя так же, как и тогда, когда на конкурсе талантов назвали его имя. Его ум словно цепенеет, и мыслями он не здесь. Сейчас он на территории какого-то университета, возможно, Нью-Йоркского. Он не знает точно, потому что ему неизвестно, как выглядит Нью-Йоркский университет. Вот Лидия сидит на лавочке с каким-то парнем. Он привлекателен и хорошо одет (вероятно, не без ее помощи), с легкой небрежностью, даже неряшливостью, которая говорит о денежном достатке. Они разговаривают, смеются. Вокруг них опадают осенние листья.
А вот Лидия сидит в кофейне с этим парнем. Рядом с ними громоздятся книги — точно так же, как их будущие возможности.
Вот этот парень сидит в машине вместе с доктором Бланкеншипом, и они разговаривают и смеются. И вот он сидит за столом в доме Бланкеншипов, рядом с Лидией, напротив ее родителей.
А Дилл — в своем зеленом фартуке из магазина Floyd's — стоит на холоде и смотрит на них через окно. Он видит свое отражение в стекле. Вид у него измученный и истощенный. И это совершенно логично, хоть и безумно больно: почему там, с Лидией, сидит этот парень, а не он?
* * *
Дилл силился улыбнуться.
— Поздравляю, — тихо произнес он. — Я… я знал, что ты поступишь. Никогда в этом не сомневался.
Если бы я только мог в этом усомниться. Если бы я мог хоть на секунду представить, что будет иначе.
— Спасибо — за твою веру в меня и за дружбу.
— Итак, ты едешь?
— Да, еду, — осторожно сказала Лидия. Должно быть, уловила в его голосе проблеск надежды.
Она поднялась, обошла вокруг стола и обняла его. Задержалась ненадолго, провела пальцами по его волосам на затылке. В последнее время она находила все больше поводов его обнять.
— К чему это? — спросил Дилл.
— Потому что у тебя было такое лицо, будто твое сердце наступило на «лего».
Дилл уставился на свой горячий шоколад «Осанна».
— Я рад за тебя. Ты не была бы счастлива здесь, а я не хочу, чтобы ты была несчастна.
— Знаю.
— Пожалуйста, не забывай обо мне.
— Никогда. Ты — мой лучший друг.