Все уже разъехались, а Дилл с Лидией продолжали стоять у могилы Трэвиса, глядя на покрывавшую ее свежую землю. Небо было поразительно, бессердечно голубым.
— С ним теперь подписанная страница из книги Г. М. Пеннингтона и ожерелье с драконом, — сказала Лидия, не поднимая глаз.
— Это то, что ты ему туда положила? Как ты достала эти вещи?
— Пошла к его маме. Ей передали его дубинку и книгу. Я вырвала страницу с автографом и попросила отдать мне ожерелье. Дубинка туда не поместилась бы, иначе я бы и ее положила. Но я ее все равно забрала. Возьми ее и храни у себя. Я этого не заслуживаю, ведь я его вечно из-за нее распекала…
— Придумаем, как будет правильнее с ней поступить. Интересно, откуда обо всем узнал Гэри? Он же прислал карточку и цветы.
— Я позвонила его агенту. Рассказала о том, что произошло, и попросила передать мистеру Козловски, как много значила для Трэвиса их встреча. Сказала, что это, по всей вероятности, лучшее, что случилось в его жизни перед тем, как он умер.
— Интересно, стал бы Трэвис таким же, как Гэри: богатым, известным писателем, который не прочь пообщаться со своими юными читателями, каким и он был когда-то?
— Если бы Трэв стал богатым и знаменитым, он, несомненно, так и поступал бы. В день смерти он передал мне свой рассказ, попросил прочитать.
— Ты прочла?
— Да.
— И как?..
Она рассмеялась сквозь слезы.
— Полный отстой.
Дилл тоже рассмеялся, с горечью.
— Но он научился бы писать лучше, верно? Он же собирался ходить на занятия.
— Конечно, научился бы. Это же его первая попытка. Если бы у него было еще сорок лет, как у Гэри, он стал бы великим писателем.
Еще несколько минут они плакали. Потом Лидия вздохнула и вытерла глаза.
— Он был смелым.
— Одним из храбрейших людей, которых я знал.
Они еще немного постояли.
— Давай поедем куда-нибудь, — сказала Лидия, — туда, где можно вспомнить, как это — быть вместе, быть живыми и счастливыми.
* * *
Колонна вобрала в себя тепло послеполуденного солнца. Дилл провел пальцами по надписи, которую сделал Трэвис, — казалось, что с тех пор прошли годы. Мы так мало оставляем после себя. Они сели, прислонившись к его надписи спиной. Дилл ослабил галстук.
— В надгробной речи больше говорилось об Иисусе, нежели о Трэвисе, — сказала Лидия.
Надгробную речь на похоронах читал пастор из церкви, которую посещали Трэвис и Дилл. Он долго распространялся о свете, вечной жизни и воскрешении и был немногословен в том, что касалось подробностей жизни Трэвиса.
— Справедливости ради надо заметить: он наверняка не так уж хорошо его знал. Да и что можно сказать о ком-то, кто прожил всего семнадцать лет? — заметил Дилл.