Еще не улеглись эмоции после событий нынешнего дня, как с работы вернулась его мать. Он вроде решил, что расскажет ей обо всем перед самым началом учебы, но, пока готовил ужин, его решимость таяла.
Дилл слил воду от спагетти и положил порцию на тарелку. Зачерпнул ложкой немного консервированного соуса, который подогрел в сотейнике на плите. Протянул тарелку матери.
— Спасибо. Похоже, ты в хорошем настроении.
Он положил себе спагетти.
— Да.
— Рада, что тебе лучше. Бог услышал наши молитвы.
— Да, услышал.
— Как поработал сегодня?
— Хорошо. — Укол вины. Ты должен ей рассказать.
— Когда ты…
— Нет, подожди. Погоди секундочку, мам. Я не был сегодня на работе. Мне нужно кое-что тебе сказать.
Она отложила вилку и устремила на него уставший взгляд. Воздух стал неподвижным.
— Я сегодня ездил с Лидией в университет Мидл Теннесси.
Ее лицо напряглось.
— Зачем?
Скажи ей, что сделал это, чтобы развлечься. Безобидное развлечение. А потом он увидел, как стоит на сцене во время конкурса талантов, вспомнил, как поцеловал Лидию, и понял, что не может предать того себя, которым стал. Теперь он был больше, чем прежде.
— Потому что я буду там учиться. Я поступил.
— Мы же решили, что ты не станешь этого делать. — Ее голос был мягким, но не как подушка. Скорее, как горка металлической стружки или толченого стекла.
— Ты решила. Я не решал. Я просто не выразил своего несогласия с тобой. Но теперь выражаю. Я буду там учиться.
— Мы не можем себе этого позволить, Диллард. Ты нас разоришь. — Мать говорила медленно и осторожно, как объясняла бы малышу, что нельзя прикасаться к раскаленной плите.
— Я получил стипендию как нуждающийся в финансовой помощи. Чтобы покрыть остальное, возьму кредит, за который сам буду нести ответственность. Но я это сделаю.
Она покачала головой.
— Нет.
— Я не спрашиваю у тебя разрешения. Я рассказываю тебе, потому что люблю тебя. Вот так все обстоит. Возможно, однажды я объясню, почему мне это необходимо, но не сейчас. Сегодня тебе нужно знать только то, что это так.
Мать намеренно глубоко дышала. Воздух клокотал у нее в горле. Она отвела взгляд и закрыла глаза с таким видом, как будто молится. Не как будто. Разумеется, она молится. Но о чем? Просит о словах, которые помогут меня разубедить? О милосердии, которое поможет ей принять мое решение?
Она поднялась и отодвинула — почти изящным жестом — свою тарелку со спагетти, съеденными наполовину. Развернулась и пошла к себе в спальню. Закрыла за собой дверь, осторожно, медленно, будто знала, что Дилл предпочел бы, чтобы она ее захлопнула.