Либо это объяснение показалось матери удовлетворительным, либо она слишком устала для того, чтобы спорить. Вероятно, первое, так как для споров силы у нее всегда находились.
Дилл достал блюдо с запеканкой из духовки. Пахло нормально. Еда была горячей, с корочкой из расплавленного сыра. Члены семьи Эрли не привередничали в еде. Дилл достал из холодильника уже зачерствевший белый хлеб — четверть буханки. Взяв пару тарелок и ложек из сушилки рядом с раковиной, накрыл на стол и разложил еду по тарелкам. Они с матерью ели молча.
— Как съездил в Нэшвилл? — наконец спросила она.
— Хорошо. Лидия помогла мне купить приличные вещи за небольшую сумму.
Мать промокнула рот салфеткой.
— Мне бы хотелось, чтобы среди твоих друзей было больше верующих прихожан.
— Трэвис ходит в церковь.
— Не уверена насчет него. Он всегда в черном, еще это ожерелье с демоном на шее.
— С драконом.
— Все одно. Перечитай откровение Иоанна Богослова.
Дилл встал, чтобы налить еще воды в стаканы.
— А Лидия не посещает церковь, — сказала мама.
— Да, но я же как-то говорил тебе, что она из епископальной или пресвитерианской церкви. Она христианка.
Мама фыркнула.
— Хотелось бы мне посмотреть, как члены епископальной церкви поднимают змей или говорят на иных языках. Знамения сопровождают уверовавших.
— Не могу же я выбирать друзей исходя из того, желают они взять в руки гремучую змею или нет.
— Можешь, конечно. Только вот не станешь.
— В любом случае теперь все несколько осложнилось. Единственный пастор, раздававший змей, попал в тюрьму.
Мама пристально посмотрела на Дилла.
— Потешаешься?
— Нет, поверь мне, я его сегодня навещал.
Мама снова посмотрела на него, и ее взгляд стал особенно внимательным.
— Мог бы сразу рассказать. И как он?
Дилл отправил кусок запеканки в рот и принялся медленно жевать, обдумывая ответ.
— Нормально, судя по всему. Я не знаю, что нормально для заключенного. Похоже, завел друзей, потому что у него на пальцах появились татуировки.
Мать Дилла наморщила лоб.
— Серьезно? Татуировки? И что они изображают?
— Марк, шестнадцать, восемнадцать — на костяшках восьми пальцев.
Мать Дилла уставилась в свою тарелку.
— Он способен услышать глас Божий. Я не всегда находила объяснение его деяниям, но верю, что так возжелал Господь.
Она подобрала последний кусочек запеканки засохшей корочкой хлеба. Я не был бы так уверен, что за всеми поступками отца стоит желание Господне. Отчего-то я в этом сомневаюсь.
Дилл отнес тарелки в раковину, залил их водой, осторожно открыл ящик, чтобы, не дай бог, не сорвать его с направляющих, достал из него кусок пищевой пленки (которую они мыли и использовали повторно), завернул в нее остатки запеканки и убрал в холодильник.