– Ужас какой! Страсти какие! – приложила к щекам руки Ленка.
– Вот идем мы с Сивым, ссыкотно, а идти, один болт, надо. Смысл мы иначе летели-то? Я так-то прислушиваюсь, что он там орет-то, и че-то вообще идти расхотелось. А он там такие перлы выводит, кровь стынет: и «я-то ему ноги попереломаю», и «я-то ему глаза вырву», и «он-то у меня зубами давиться будет, кровью кашлять и умываться», и «нет, один глаз оставлю, чтобы до конца видел, падаль, как я его собственными кишками удавлю», и «он-то у меня, тварь, до последнего в сознании будет», и «он-то от меня на переломанных культях по полу круги нарезать будет»… Ну как-то так. У меня память-то не очень, может путаю слегонца чего. Но ужас, короче. Не дай бог кому реально такой смертушкой отходить придется, как он расписал!
– Да нет, не путаешь… – тихо пробормотала Гонцова. – Вполне себе исчерпывающее описание…
– Ты сказала там чего, Ленок? Звиняй, задумался, не расслышал.
– Кошмар какой, говорю! Надо же так человека довести было! – громче сказала Гонцова. – А не знаешь, мог Одноглазый Касселя этого заказать кому?
– Че? Тоже слышала, что гнида эта подлабовская помирал трудно? – ухмыльнулся Леха, глянув на Ленку.
– Ну, слухи-то, они быстро расходятся, – уклончиво ответила она.
– Заказать-то не мог он точно, – ответил Злобин. – Он же все деньги, что у него были, в клинику отнес. Поди еще должен остался… А вот если шепнуть кому… Пашка ведь не последний человек в городе. Не то что мы с Сивым… Очень уж красиво Лаб со своим псом цепным кони двинули. Так что мотай на ус, Ленок. Но про Пашу ты от меня ничего не слышала! Усекаешь? Кадет, он и кадет, а больше я тебе ничего не говорил!
– Конечно, Леш, свои же люди, все понимаю…