Значит, в вине было лишь сильное снотворное, а не отрава. Уже и это хорошо.
Над головой светила равнодушная луна. Селена вглядывалась в гребни дюн, безуспешно надеясь хотя бы в отдалении увидеть очертания крепости. Убедившись, что ее увезли слишком далеко, она перевела взгляд на оседланную Касиду. В седельных сумках были уложены все ее вещи. Не хватало только меча. Селена вновь перетрясла сумки. Нет, меча не было. Хорошо еще, что ей оставили охотничьи ножи. Селена потянулась к ним и тут заметила у себя на поясе клочок тонкого эйлуэйского пергамента. Рядом с плащом стояла походная масляная лампа. Селена быстро зажгла ее, поместив на холмик, а сама, встав на колени, дрожащими руками развернула записку.
Она сразу узнала корявый почерк Ансель. Записка была короткой.
Прости, что все закончилось вот так. У Немого Учителя были причины просить тебя уехать раньше. Он не хотел этого делать при всех. Касида теперь твоя. В сумке найдешь похвальное письмо Учителя к твоему наставнику. Счастливого пути.
Я буду по тебе скучать.
Ансель
Селена трижды прочла каракули Ансель, желая убедиться, что ничего не пропустила. Получалось, ее просто выпроводили. Хорошо еще, что с письмом. Но почему? Что заставило Немого Учителя решиться на такой шаг – велеть Ансель опоить Селену сильным снотворным и потом увезти подальше от крепости? Ведь оставалось всего пять дней. Неужели она так мешала?
Чтобы не разреветься, Селена кусала губы. Она вспоминала каждую мелочь из событий последних дней, пытаясь понять, чем же могла оскорбить Немого Учителя. Потом встала и принялась искать в седельных сумках его письмо к Аробинну. Небольшой квадратик пергамента был запечатан воском цвета морской волны – цвета глаз Учителя.
Ее пальцы замерли над печатью. Если печать сломать, Аробинн это сразу заметит и обвинит в подделке письма. А вдруг там о ней написано что-то жуткое? Но ведь Ансель назвала письмо похвальным. Зачем ей было врать своей подруге? Посчитав такой довод убедительным, Селена убрала письмо в сумку.
«У Немого Учителя были причины»… Возможно, он тоже увидел ее высокомерие и избалованность. Вдруг в крепости ее просто терпели из вежливости, а ссора с Ансель положила предел терпению? Такой ход событий не слишком удивлял Селену. Молчаливые ассасины жили в своем мире, и она видела лишь те стороны их жизни, которые ей позволяли увидеть. И какое им дело, что она вдруг почувствовала себя частью этого мира, захотела побольше узнать о нем и научиться чему-то иному, нежели обману и разобщенности, считавшимися нормой в мире Аробинна?