Его комм затрещал.
– Август! – строго произнес Генри. – Что ты творишь?
– Выполняю свою работу, – просто ответил Август и выключил комм.
Фонари по обе стороны улицы мигнули и погасли, и его окутала тьма.
Секунду спустя ночь прорезал звук: не крик, а смех, пронзительный, резкий и полный яда.
– Сунаи, сунаи – так сладко поет,
Глаза словно уголь, а сердце как лед, —
Споет он и душу мою украдет!
Алиса. Август неторопливо повернулся вокруг своей оси, пытаясь отыскать ее, но голос эхом отдавался от зданий, а в темноте, на фоне черного занавеса, начали вспыхивать красные и белые глаза.
Август поднял скрипку, смычок коснулся струн. Голос Алисы раздался снова.
– И чего ты ждешь? – язвительно поинтересовалась она.
Темнота зашевелилась, и из нее вышли четверо малхаи.
– Сыграешь нам песенку?
И они бросились на него как по команде.
Малхаи были быстры, но теперь Август оказался проворнее.
Он извлек первую ноту, отрывистую и звучную. Она рассекла ночь. Она должна была рассечь и монстров тоже, заставить их остановиться.
Но не заставила.
Они продолжали наступать. Август отступил на шаг.
Смычок заскользил по струнам, песня полилась в пространство между ним и противниками, обрела облик, потянула за собой полосы света – но монстры даже, кажется, не услышали… Они двигались на него.
И в последний миг перед тем, как они добрались до него, Август увидел их изувеченные уши и понял, что они не могут его слышать.
Август выругался, бросил скрипку и скрутил смычок, выпуская наружу лезвие, а малхаи уже накинулись на него. Он полоснул одного по горлу. Черная кровь брызнула в воздух, отвратительная, как смерть, чьи-то когти впились в его руку, чья-то рука вцепилась в его волосы.
Но они были ему не ровня, совсем не ровня. В кои-то веки Августу не нужно было беспокоиться о людях, не нужно было беречь чьи-то еще жизни, кроме собственной. Свобода действовала ошеломляюще, и Август с головой ушел в странную музыку насилия, удара, разрыва, бойни, хруста, рывка, погибели.
Он сделался инструментом гибели, частицей музыки. Ноты звучали, а тьма окутала его ладони, дым скрыл пальцы и пополз к запястьям, и другое «я» сходило, как шелуха, и дюйм за дюймом очищало его. Малхаи кричали и корчились, и в груди его разгорелся жар, и сердце забилось сильнее, понукая его: «Давай, давай, давай же!»
Все закончилось. Скрипка лежала в нескольких футах от места драки, смычок был весь в крови монстров. Август стоял, пытаясь отдышаться после схватки. Изломанные твари валялись у его ног.
«Хорошо сработано, братец».
Август посмотрел на свои руки. Над кожей витали тень и дым. Тьма окутывала отметки у него на предплечьях, грозила стереть письмена с его кожи, стереть его самого. Но такого не произошло.