Пролетела ещё одна неделя.
Я почти перестал ходить на занятия. У меня было достаточно времени всё продумать, и я наконец определил план действий. Теперь знаю точную дату, когда всё начнётся.
1 декабря.
Для моего плана, в общем-то, не так важно, куда именно ехать – главное, подальше от Чикаго. Но я боюсь пользоваться автобусами, потому что на автовокзале могут найти мой свёрток. Не хочу рисковать. Ведь там наверняка будут металлодетекторы, полицейские собаки и всё такое. Поначалу эта проблема стала настоящей головной болью, но теперь я с ней разобрался. Всё складывается как нельзя лучше. Меня даже по-своему увлекла проработка плана, я будто стал персонажем какого-то дешёвого триллера. Главное, гнать от себя последние сомнения. Их с каждым днём становится меньше. Я слишком хорошо себя знаю, поэтому всё рассчитал. Теперь даже при большом желании мне было бы трудно отказаться от задуманного.
Первое, что я усвоил в Университете Северного парка, – это то, что каждый день ты должен начинать в чистой футболке. У тебя может быть всего три футболки, не так важно, насколько богатый у тебя гардероб, но ходить ты должен только в чистой и желательно, чтобы от тебя пахло свежестью, то есть ополаскивателем для белья – персиковым, хвойным или каким-нибудь ещё, всё равно. Чёрт возьми, даже Мэкси придерживается этого правила. Моется он нечасто, но рубашку всегда надевает чистую. А мне это поначалу было непривычно. Не то чтобы я был какой-то свиньёй, нет. Но в Москве с этим не было никаких проблем. Можно было ходить в одних брюках и в одной футболке два, три и даже четыре дня, и никому до тебя не было дела, если не считать всяких модников, уверенных, что мир рухнет, если они не появятся в чём-нибудь новом и желательно украшенном яркой надписью. А в Чикаго это оказалось важным. Стиральные машинки в общежитии работают постоянно. Три четвертака – и через полтора часа перекладывай свои вещи в сушилку. И нужно занимать очередь, потому что стирают все и постоянно. Как правило, приносят огромные корзины с бельём; даже не верится, что за неделю можно сносить столько одежды. Потом я увидел, что некоторые из моих соседей полностью переодеваются по два раза в день, и перестал этому удивляться.
Думаю, в женской общаге всё ещё хуже. И когда Синди, взглянув на меня из-под своей неизменной чёлки, с удивлением спросила: «Ты же вчера ходил в этой футболке?» – я понял, что тоже буду занимать свою очередь к стиральным машинам. И ведь она сказала это без осуждения или какого-то высокомерия, а с самым искренним удивлением, будто увидела, что я надел носки вместо перчаток или повязал вокруг кепки бандану, – её действительно удивил сам факт, что я пришёл на занятия в той же футболке, в которой приходил и вчера. С тех пор я ни разу не ходил два дня в одной одежде. Всегда менял и футболку, и шорты, и бельё, хотя уж о нём-то можно было не заботиться. Мне, в общем-то, всё равно, что думают другие, и не скажу, что мне так уж нравилась Синди со всеми её кадиллаками, чтобы по первому её слову отказываться от своих привычек, – просто я понял, что здесь такие правила игры, и не нашёл ни одной причины этими правилами пренебрегать. В конце концов даже привык, что от меня пахнет ополаскивателем – купил себе целую канистру в полтора галлона за сорок пять долларов, – и уже несколько раз было так, что я полностью переодевался по два раза в день.