– Так это, значит, вы потопили наш авианосец? По радио об этом ваши хвастались, даже наградили вас. Пять тысяч парней сгорело заживо или захлебнулось в воде… Кто пилот?
– Ну, я. Таких тварей, как вы, только и нужно, что жечь калёным железом.
– Жечь? А ты знаешь, это хорошая идея. Лейтенант, оформите в рапорте, что при нашем приближении северокорейские солдаты сами сожгли свой госпиталь, чтобы раненые не были нами спасены. Нужно будет при свидетелях зафиксировать этот жуткий факт коммунистической жестокости.
– Сделаем, – кивнул тот и заорал: – Бензин сюда!..
* * *
Катясь под откос, под рёв удаляющегося движка грузовика, я заполошно вскочил на ноги, осматриваясь. Кровь из раны на голове заливала глаза, и я яростно завыл, как тогда, вспыхнув вместе со стрелком и доктором, которому прострелили ноги в нашей палате. А я раньше не верил, что в армию США набирали в основном отребье, бандитов, добровольно туда шли только те, кто хотел и желал убивать. Даже офицеры соответствовали. Теперь верю, отребье и есть.
– Твари, ненавижу! – падая, прохрипел я.
Крик души пропал втуне, подбегающие корейцы ничего не поняли, крик был на русском. Дальше я впал в забытье и очнулся только ночью, попросив пить. А перед тем как снова потерять сознание, прошипел с полубезумной улыбкой на лице:
– Я бессмертен.
Тот, кто заживо сгорал, облитый бензином, меня поймёт. Долго мне отходить придётся после той пылающей палаты, всё это под рёв десятков раненых, сгорающих в соседних помещениях госпиталя и шум пламени.
На следующее утро, шагая к месту засады – пока ничего менять я не хотел, – размышлял. Что же я неправильно делаю? Заметьте, меня убивают обычно после того, как я топлю или участвую в потоплении одного американского корабля. В первом эпизоде это был эсминец, во втором – авианосец. Расту, однако. Что будет следующим? Однако надо что-то менять, раз меня убивают, значит, что-то делаю не так. Нужно понять – что? Попытка быстрого яркого внедрения была, только вот убили подло в спину наши же спецслужбы. Под видом иностранца-добровольца тоже внедрение прошло неплохо, только закончилось ещё хуже. Можно повторить, я не отрицаю, зная, где яма, не трудно подстелить соломку. Например, сесть не на ту дорогу, а дальше двигаться избегая оврага или вообще на рисовый чек. Всё шансы выжить. Только что дальше? Не сожгут американцы этот госпиталь, сожгут другой, суть не изменится. Тут не в этом проблема, корень зла нужно убирать. Сейчас начинаешь отчётливо понимать, что дело не в американских солдатах, а в тех, кто их сюда послал. Нужно узнать противника изнутри, в этот раз путь мой будет лежать не в Аргентину, а в Северную Америку. Только не сейчас, нужно прийти в себя. У меня такое впечатление, что не кожа, а я покрыт коркой с сукровицей, хотя трогаешь – всё нормально. Видимо, снова остаточное воспоминание о последних секундах жизни в госпитале. Хм, а вот и место засады, где грузовик остановится с водителем-засранцем.