– О да!
– Не верю я вам, – сказал Струмилин. – Нет жизни без детей.
– Все люди – мои дети. Моя мать со мной, – он поднял скорбные, добрые глаза к огромной скульптуре Богоматери Ливана, – а отец мой – бог. Он несет спокойствие людям, а спокойствие – это счастье.
– Ну, не знаю, – усмехнулся Струмилин, – по-моему, спокойствие – это скучно. И неинтересно.
– Вы же не пробовали быть спокойным. Таким, как я, – сказал человек в сутане. – Вы же сторонники опыта, а не догмы. Попробуйте, потом отвергайте.
Струмилин повернулся на другой бок и усмехнулся.
"Вот сволочь какая! – подумал он. – Правду говорят, русские задним умом сильны.
Обыграл меня поп, а я и не понял тогда ни черта. Ладно. Давай-ка лучше спать, новообращенец… Завтра пойду в океан бить нерпу и смотреть медведя. Это занятие на отдыхе. Вообще на отдыхе надо людям в обязательном порядке ходить в зоопарк.
Это было бы очень хорошо, если бы люди ходили на отдыхе в зоопарк…"
Струмилин снова посмотрел на спящего Богачева, и снова ему захотелось курить. Но ему захотелось курить по иной причине, не как раньше. Ему вдруг стало очень хорошо и спокойно. Он смотрел на спящего Богачева и думал: "Этого парня не переиграл бы старичок из Нотр Дам дэ Либан. Этот парень врезал бы старичку сполна, потому что он не любит церемониться".
– 10 –
Когда Богачев проснулся, койка Струмилина была уже пуста.
– Геворк Аркадьевич, – спросил Богачев штурмана Аветисяна, – а командир где?
Аветисян завязывал узел нового галстука, купленного Володей Пьянковым в Диксоне за баснословную сумму – два рубля девяносто копеек. Он завязывал галстук уже в десятый раз, стараясь сделать так, чтобы на узелке обязательно получился красный цветок. Поэтому он ответил не сразу, а лишь после того, как убедился, что и одиннадцатая его попытка оказалась тщетной.
– Командир уехал на собачках.
– Жаль.
– Что?
– Жаль, говорю, не знал, я бы с ним поехал.
Богачев выскочил из-под одеяла и начал делать зарядку, подойдя ближе к открытой форточке, из которой валил воздух – белый, как дым на пожаре.
– Зачем вы мучаетесь? – спросил Богачев, заметив, что Аветисян снова начал завязывать узел.
– Сколько денег человек уплатил!.. – ответил Аветисян, кивнув головой на Володю.
– Двадцать девять рублей уплатил, так уж завязать надо как следует.
– Не двадцать девять, – поправил его Богачев, – а два девяносто.
– Я мыслю двумя категориями: дореформенной и пореформенной.
– Но тем не менее галстук вы завязываете неправильно.
– Что говорите?! – рассердился Аветисян. – Стильно завязываю, как надо завязываю!
– Володя, – попросил Богачев Пьянкова, – пусть Геворк Аркадьевич разрешит мне завязать.