Пушки ахали для блезиру, одиноко гудел невидимый самолет.
Свой, чужой ли?
Река словно вымерла… Только убитые лежали на сером песке да разломленная плоскодонка насунулась на песчаную косу, чернела смоленым бортом.
Сзади зашуршало. Кто-то чертыхнулся, сказал:
— Ну, запрятались… Побольше сена — зимовать можно.
Видно, не только у Федьки было хорошее настроение. Вползли, влезли в земляное укрытие двое. Доложили: так и так, прислал командир батальона капитан Веригин. В распоряжение младшего лейтенанта.
— Для усиления, — сказал один из них.
У бойцов были автоматы и подсумки с гранатами. Что ж, неплохо.
— Командир батальона капитан Веригин приказал передать вам благодарность… И вот еще… — Мишке сунули коробку папирос «Казбек». — Сказал: «Сам не покурю — пошлю Грехову». Только вы нас извиняйте, товарищ младший лейтенант, парочку искурили. Чай, отработаем…
Сейчас Мишке Грехову ничего от жизни не требовалось: с таким-то командиром он будет воевать хоть всю жизнь.
Закурили. Мишка заторопился, приказал:
— Один — направо, другой — налево. Ясно? До пулеметов шагов сто. Они там живы, кажись. Но чтоб сменили позицию. Сей минут. Как миленьких теперь засекли. Скажете — Грехов приказал. Копайте без отдыха. Ясно? Ну вот… А мы — тоже. Скоро «юнкерсы» пойдут.
Мишка видел в небе звенящую свалку истребителей, но понимал, что остановить немцев невозможно.
Бомбардировщики налетели — задрожала, словно в комок собиралась, земля… Над головой завыло. Все ближе, гуще, тяжелей… По голове, по каждому суставчику саданули, ударили… Горячая боль метнулась по кровяным жилочкам, перехватила горло.
А может, не было больно… Просто подсознательный страх жиганул, подобно боли. Мишка Грехов задохнулся дымом и пылью. Отхаркнул, выплюнул грязь пополам с ругательством, в какой-то миг увидел налитые смертельным ужасом глаза Федьки, крикнул гневно:
— А ты как думал!..
Вторая бомба оглушила его. Не стало ни самолетов, ни воя сирен, ни разрывов… Остались удары сердца у самого горла и сознание, что еще жив…
Три дня и три ночи батальон капитана Веригина не выходил из боя. Весь полк, вся дивизия…
Мишка Грехов лежал под бомбежкой, потом стрелял, потом курил… И даже разговаривал о чем-то с Федькой… Копал черную илистую землю и опять стрелял. Кажется, не ел только.
Капитан Веригин сменил три наблюдательных пункта. Мучаясь от раны, полученной на хуторе Хлебном, глотал из фляжки чистый спирт — чтобы только воздохнуть. Связь то и дело рвалась, он посылал связных, потом орал в телефонную трубку и, хоть в батальоне к исходу третьего дня оставалось не многим более ста человек, считал, что все идет нормально.