Капитан Веригин видел, как пикируют самолеты, как в стремительном косом падении шевелятся, словно балансируя, ищут равновесия бомбы. Он видел неуязвимых очкастых летчиков, желтые кресты на плоскостях, клепаные швы и даже пробоины… Лежал, шевелил пересохшими губами:
— Скорей, скорей…
У него было только одно желание: чтобы скорей кончилась бомбежка, чтобы самолеты удалились. По танкам можно стрелять, их можно жечь. А против «юнкерсов» что поделаешь?.. И, точно внимая его просьбе, его мольбе, самолеты стали падать в глубине обороны. А когда удалились, пропали и по жнивью опять пошли танки, дивизионки уже не стреляли…
Генерал фон Виттерсгейм знал, на что способны русские солдаты, когда им нечего терять, кроме собственной жизни. А сейчас советское командование поставит на карту все свои резервы.
Все сойдется клином в Сталинграде.
Генерал стоял на распутье: мысль о поражении Германии к нему еще не приходила, но в победу он уже не верил. Подумать о возможном поражении не давали крупные успехи, в победу не верилось потому, что в войне, которая является ни чем иным, как порождением германской политики, все ярче проявлялся авантюризм как следствие политической инфляции. Пропаганда искусно скрывала истинные цели кампании, но, в конце концов, суть определяли не слова, а действия, и если в прошлом году фон Виттерсгейм усомнился в победоносном исходе войны, то сейчас ничуть не верил в благополучный конец. Однако понимал, что заведенную машину остановить нельзя, если б даже в Германии захотели этого, и надо только ждать, когда она развалится. Можно просто ждать. А можно быть активным участником событий, вести танковый корпус на Сталинград, драться за величие Германии и тем самым приближать ее погибель…
Генерал фон Виттерсгейм слыл талантливым и храбрым. Кроме всего этого, генерал умел думать. Это было чистейшим наказанием — думать. Но генерал думал. И считал, что нынешний день — прорыв русского фронта, стремительное движение танков на Сталинград — является вершиной войны. Вершиной германского успеха. Она, эта вершина, — непрочная, шаткая, потому что основание — замысел и начало войны — связано из ложных положений и ошибочных концепций.
Пирамида из порожних ящиков.
Конечно, это не спичечные коробки, это тяжелые, прочные ящики. Но стоит вышибить один из них, чтобы рухнуло все сооружение.
Бронированный вездеход командира корпуса шел в середине танковой лавины; машины двигались впереди, с боков, сзади… Степь, только кое-где перерезанная оврагами и руслами пересохших речушек, лежала ровная, серая и безлюдная: ни сел, ни хуторов… Словно никогда не было тут ничего живого.