Не признался бы и в том, что матерился первый раз в жизни.
Он мог бы рассказать, как неожиданно счастливо попал в Сталинград, в резерв Сталинградского фронта, забежал домой, увидел мать и братишку Ваську, прочитал его, капитана Веригина, письмо… Мать плакала от радости и, не веря своим глазам, обнимала Михаила, ощупывала… Васька жался в угол, пытался о чем-то спрашивать…
Ему хотелось рассказать о многом, потому что в девятнадцать лет все кажется необыкновенно интересным и значительным, но Михаил воевал уже три месяца, он возмужал и даже постарел. Желание рассказать мелькнуло и пропало. Но радости скрыть не мог: шутка ли — попасть в свой батальон, к своему командиру… Разве только во сне привидится…
Капитан Веригин еще раз шлепнул его по плечу, и от этого Михаилу Агаркову стало вдвойне хорошо. Присели рядом, лицом к лицу… На них посыпалась земля… В сотый, а может, в тысячный раз смерть промахнулась.
Михаил Агарков не стал докладывать по форме, а просто сказал, что формировался в Сталинграде, а нынче утром, по тревоге, — вот…
Капитан Веригин спросил:
— Сколько?
— Взвод. Двадцать шесть гавриков и два пулемета. Неплохо, правда ведь?
Кажется, давно у капитана Веригина не было такой большой радости. Но он почти совсем разучился радоваться вслух. Только сказал:
— Здорово. — И спросил: — Что там, на фланге?
— Влезли в оборону. Человек двадцать.
Капитан Веригин понимал, что все уже кончено, и все-таки спросил:
— И что?
Наверно, хотел продлить счастливые минуты.
— А ничего, — Агарков поднял, брови. — Может, и уцелел какой…
Михаил был несказанно рад, что успел в самый раз, начало такое складное…
— Хорошо, — сказал Веригин. — Ты вот что: один пулемет поставь тут, второй вынеси в конец траншеи. А я — на свой энпэ, — и мотнул головой назад. — Вон, метров сто.
Младший лейтенант хотел было сказать, что телефонист убит, что вместо него оставил своего бойца. Однако не сказал: увидит сам.
Капитан Веригин полез из окопа, обернулся, спросил громко:
— В Волге-то искупался?
Такого вопроса Михаил не ожидал. Растерянно замялся:
— Нет, не искупался. А что?
— Святая вода-то. Эх ты!..
Михаил Агарков подумал: «И вправду…»
И все отлетело, все пропало: над головой взревело, с непостижимой быстротой понеслось в окоп, и в тот самый миг, когда пикировщик включил сирену, Михаил услышал свист бомбы. Этот свист накрыл всю землю, и за этим звуком не осталось ничего — только своя спина и своя середка.
Рвануло, опрокинуло,..
Но все это бывало. Михаил Агарков понял: мимо.
«Юнкерсы» выстраивались в хвост, делали широкий заход, переворачивались на крыло, один за другим валились в пике. Передовую затянуло дымом, из него вырывались земляные столбы, бежали, торопились догнать…