Пришла нелепая мысль, что все эти люди крутят колесо войны, чтоб на мундире прибавилось еще одно золотое пятно, лишний виток и звездочка на погоне. Никто, ни один человек, не думает о судьбе Германии.
А он, генерал Фридрих Паулюс, думает?
Глаза Гитлера пронизывают, колют. Эти глаза видят сомнения командующего шестой армией, они вопрошают и требуют.
Гитлер… Ведь и он должен в кого-то верить…
— Я верю, не перестаю надеяться, что мои генералы понимают меня.
Да, конечно. Он надеется на своих генералов.
— Можно спорить о стратегической целесообразности брать Сталинград. Но спорить надо было раньше. Сейчас, когда германские войска стиснули город стальным обручем и рассекают пополам, я запрещаю разговаривать и думать об отдыхе! — Последние слова Гитлер произнес громко, почти выкрикнул; в глазах сверкнула исступленность, в уголке губ показалась слюна, и Паулюс, стараясь притушить в себе жалость и досаду, уселся поудобней. Ему часто приходилось слушать Гитлера, и всякий раз его поражали параноические взлеты мысли, жестикуляция прирожденного трибуна и абсолютная беспомощность перед фактом. Но, как ни странны бывали речи, они находили свое отражение в делах, и, как ни удивительно, ни парадоксально, идеи, пришедшие в голову фюрера накануне, воплощались в действия, и действия эти часто заканчивались колоссальным успехом… После этого Паулюс думал, что если даже Гитлер шизофреник, то — гениальный.
Генерал Паулюс приготовился к легкому испытанию на полчаса. Но Гитлер остановился, точно вовремя услышал свой голос, повторил тихо:
— Запрещаю.
Именно оттого, что голос был тихим, запрет воспринимался необыкновенно отчетливо, и Паулюс припомнил где-то и когда-то слышанное, что сила фразы заключается не в смысловом значении слова, а в том, кто ее произносит.
— Знаю: некоторые генералы упрекают меня, что в руководстве военными действиями я часто исхожу из политических соображений… Это так. Но война и политика неотделимы, господа. Даже когда считают, что армия преследует только военные цели, она преследует прежде всего цели политические. Куда направлены наши военно-политические устремления? Заявляю, господа: я не намерен ограничивать себя! У наших устремлений пределов нет!
Зрачки сделались широкими, глаза наполнились черной стоялой водой, и каждому начало мерещиться, что глаза эти обращены на него, они видят колебания, сомнения, бессловесные возражения…
Но разве он, Паулюс, не делает все, что в его силах?
— Господа, я вложил в ваши руки превосходное оружие, вверил вам своих солдат! Способность водить войска и добиваться победы вы доказывали не раз. Но вам не хватает качества, которым обладаю я!