— Если муж Хрипунковой Натальи, Харитон, жив, повернись на уголь-камень, а если убитый — указывай на хлеб-соль.
Наталья стояла ни жива ни мертва. Дышала и не дышала. В стороне сидел Прохор, молча курил. Клубочек, не желая лгать, поворачивался на уголь-камень.
Так продолжалось и пять раз, и шесть… Клубочек упорно доказывал, что Харитон жив. Наталья, боясь порадоваться, сглазить, говорила тихо, с оглядкой:
— Как же так? Ведь похоронную прислали. Мол, так и так, погиб смертью храбрых…
Старуха приговаривала коротко:
— Брехня.
Наталья шептала:
— Казенная бумага-то, с печатью…
— А ты не верь бумажкам. Клубочек — вот истинная правда.
Прохор покашливал, мотал головой: подтверждал.
Теперь дворник Прохор со своей старухой жили в подвале, под лестницей. Митя, наглотавшись керосиновой копоти, издерганный плачем детишек, руганью, криками изнуренных работой и надоеданием матерей, шел под лестницу. Тихонько садился, смотрел, как старуха колдует над шерстяным клубочком. Прохор клал перед Митей ломоть хлеба:
— Ешь.
Митя шептал чуть слышно:
— Спасибо, я сыт.
Прохор приказывал:
— Ешь, говорю!
— А вы? — робко спрашивал Митя.
— Нам хватает, — отвечал Прохор. — Что нового?
— Немцы в город ворвались.
Старуха приподнимала голову, трясла седыми космами:
— Не может быть!
Митя робел еще больше:
— Раненый лейтенант сказал…
Старуха начинала бормотать невнятное. Потом устанавливала локти, упиралась лбом в кулаки:
— Если немец придет в наш город, повернись на уголь-камень…
Опять бормотала и опять просила… Потом долго глядела в угол, качала головой:
— Немец придет.
Взглядывала на мужа, на Митю… Склонялась над столом:
— Если верх одержит черный супостат, повернись на уголь-камень. А если одолеет красный демон — на хлеб-соль.
От великого напряжения, а может, от боязни старуха начинала дышать трудно, со вздохами и хрипом, и Митя пугался: умрет… Наконец откладывала клубочек, недоуменно — видимо, не веря ни клубочку, ни себе — глядела на старика, на Митю:
— Немцы придут. А верх одержит красный демон… Мы то есть… — Крутила косматой головой, не понимала. — Верх наш, а в Сталинград — придут? Как же это?.. — И, словно подводя черту, заключала: — Не может быть. Брехня! — Садилась на ящик, молчала. Потом спохватывалась: — Клубочек, его понимать надо.
Сейчас, глядя на сумрачную Волгу, Митя решил твердо: «Нет. Не может быть».
Он и сам не объяснил бы, к чему это относится, однако не просто повторил слова старухи… На последнем метре сталинградской земли Митя подумал, что отнять вот эти камни, вот эту воду, отнять город немцы могут только вместе с жизнью. Пусть возьмут и его, Митину, жизнь… Но всех не убьют. А тот, кто останется жив, не отдаст… Никогда.