А сколько лет Добрынину Косте? Не поднимая головы, спросил:
— Григорий Ильич, позвоните, пожалуйста, Добрынину. Попросите ко мне.
— Двенадцать ночи, — осторожно напомнил Суровцев.
Жердин качнул головой:
— Ничего. Позвоните.
Перевернул еще одну страницу, еще… Рисунки кончились. Пошли неровные, словно ученические, карандашные строки:
«15 октября. Вчерашний день был страшный. От батальона осталось шестнадцать. Заняли круговую оборону в литейном цехе. Патроны пока есть. Видел Добрынина Костю. В гражданском. На артиллерийских позициях. Может, ошибся… Показалось — он».
Пришел полковник Добрынин. Несильно, точно боясь потревожить кого-то, пристукнул каблуками:
— Товарищ командующий…
Жердин подумал: «Может, не следовало звать?..» Не поднимая головы, спросил:
— Иван, жена и сын — где?
Добрынин опустил руку, шагнул к столу. Увидел альбом, угадал. Выговорил тихо:
— Боже мой…
Жердин опять спросил:
— Твои — где?
Иван Степанович, словно догадался наконец, глянул на Жердина близко:
— На Тракторном. На Нижнем поселке.
Жердин поднялся. Оба высокие — не достать рукой. Начальник штаба выглядел перед ним стареньким приказчиком.
Жердин привычно шевельнул челюстью. Но сейчас в этом движении не было желания перешагнуть и подавить. Сейчас хотел быть осторожным, чтоб не ушибить, не причинить боли…
Шевельнул — попробовал.
— Иван, — тихо произнес он, — я всегда почитал тебя другом.
Добрынин ответил чуть слышно:
— Спасибо.
— Ну вот… К чему это «спасибо»?
Добрынин проговорил в сторону:
— Ну, сказал бы я… Они ведь приехали в Сталинград не для того, чтобы вовремя эвакуироваться.
Глаза поискали. Потянулись мимо Жердина к столу:
— Хлебников убит?
— Читай.
«16 октября… — Добрынин повел глазами по строчкам. И заторопился: — Немецкие танки вышли на наши артиллерийские позиции. Живых там не осталось.
17 октября. Патроны кончились, есть нечего. Хуже всего — нет воды.
18 октября. Нас шестеро. Убитые лежат рядом. Похоронить негде и некогда. Последняя ночь.
25 октября. Чудеса все-таки бывают: впятером ушли из цеха по тоннелю парового отопления. Завод «Баррикады». Оказывается, приказом командующего наш полк передан в подчинение 138-й Краснознаменной стрелковой дивизии. Командир полка гвардии подполковник Колобовников. Мы — как тут и были.
29 октября. Вчера отбили 10 атак. В нашей роте двенадцать человек.
30 октября. Я все еще жив.
3 ноября. Жив. Сегодня к нам пришел комиссар дивизии Титов. Спросил, почему я беспартийный. А в самом деле — почему? Тут же я написал заявление. Глупо и даже нечестно оставаться беспартийным, если я готов защищать нашу партию и Советскую власть до конца, если я готов умереть…