— Гофман, — попросил Гейнц Упиц, — не бросай меня.
— Пошли, пошли, — торопился Гофман.
Коридор кончился, дорога разбежалась надвое, на развилке стояли солдаты с автоматами. Они тоже были замотаны тряпками по самые глаза. А трое сидели в сторонке, прямо на снегу, безучастные, точно мертвые. Вооруженный солдат шагнул навстречу Гофману, спросил:
— Кто такие, куда идете?
Из-под тряпок, которые служили солдату шарфом, виднелся большой нагрудный знак фельджандарма. Ага… Но это ничего, у них с Гейнцем есть бумажка с печатью.
— А вы кто такие? — спросил Гофман.
— Мы — команда по сбору героев, — сказал фельджандарм.
— Героев? — изумился Гофман. — Каких героев?
Жандарм повел головой, указал на троих, что сидели в сторонке:
— Мы собираем героев, которые потеряли свою часть.
Гейнц Упиц захрипел, засмеялся надорванным смехом:
— Герои? Ха-ха! Не герои, а жалкие трусы, вот кто они! Мы все — жалкие трусы!
— Куда вы идете? — спросил жандарм. И, словно оправдываясь, прибавил: — Я должен знать, куда вы идете.
А Гейнц Упиц закричал, сорвался на визг:
— В шестой армии нет героев, есть одни лишь трусы. Мы погибаем от собственной трусости!
Гофман заторопился:
— У парня вдребезги разбита нога. Мы идем на станцию Гумрак, в лазарет. На дивизионном медицинском пункте нас не приняли.
Жандарм кивнул:
— Так. На станции Гумрак вас тоже не примут.
Махнул рукой, пошел к своим.
Уже в сумерках, когда сделалось решительно все равно, дойдут они или не дойдут, завиднелась водонапорная башня.
— Вон! — закричал Гофман. — Смотри вперед! Это Гумрак!
Но Гейнц Упиц ничего не слышал, слег, навалился на Гофмана и как будто перестал дышать…
— Гейнц! Гейнц!
Тот не отвечал. И Гофман, изнемогая, то и дело теряя сознание, поволок его.
Пришел в себя возле деревянной стены. У двери, прямо на снегу, лежали солдаты. Работала, гудела на холостых оборотах грузовая машина, кто-то повторял осиплым и безразличным голосом:
— Заносите живых. Только живых.
В открытые двери санитары волочили, втаскивали раненых, слышалась ругань и возня, кто-то грозился пожаловаться самому командующему.
Из открытых дверей несло душной вонью. Рядом стонали и просили измученным голосом:
— Уберите, он уже мертвый.
Гофман пригляделся: рядом высился штабель дров. Он тянулся вдоль стены, терялся в темноте. Дровеняки сложены большие, сучковатые, не возьмет ни пила, ни топор. Но все равно — возле дров не замерзнешь, надо только попасть в помещение. Пошевелил, пошатал Гейнца Упица: живой или неживой?
Из коридора кричали:
— Мертвых не заносите!
С машины снимали, стаскивали раненых, волокли в черные двери. Вот санитары поставили носилки, тускло загорелся карманный фонарь. Пятно желтоватого цвета пошарило по закутанному телу, остановилось, задержалось на голове, потухло. Один санитар сказал: