Я хмуро кивнул; пройдет ещё немало времени, прежде чем я забуду об убийстве Малыша. Килмэрри ушел, прижимая к себе командировку, с блеском в глазах от мысли об удовольствиях, которые предстоят в Париже с друзьями.
— А смогу я получить медаль, папаша? — спросил я, когда за ним закрылась дверь.
— Не дергайте слишком резко за веревочки, малыш, — отрезвляюще сухо сказал Квин и я увидел давно знакомое лицо, столь ненавистное мне. — Если за эту операцию и будут медали, то только у меня. Но перейдем к делам житейским. В министерстве обороны, с их столь многочисленной и разнообразной паутиной агентуры, нам завидуют. После вашей удачной экспедиции нам обеспечен прекрасный бюджет. Кстати, есть отличная маржа. Право за внесение в списки, в окончательном варианте, составило полмиллиона на круг. Расходы не превысили ста тысяч фунтов. Таким образом, десять процентов составят сорок тысяч фунтов чистыми. Я уже связался с Цюрихом и выяснил, что деньги переведены. Петерсу можно доверять, он всегда платит.
Таким образом, — размечтался я, — мне причитается двадцать тысяч.
— Кстати, — продолжил он, может быть заметя странный блеск моих глаз, — Хоннейбан что-то бормотал насчет пяти процентов, достающихся вам по ставкам?
— Он лжет, — парировал я.
В обрамленных красными кругами глазах Квина мелькнуло раздражение, но он обошелся без замечаний. Он вполне мог себе позволить проверить состояние моих банковских счетов.
— В любом случае, золотце, деньги потоком возвращаются к нам, что уже хорошо… особенно после того, как вы их разбазарили в Европе, — заключил он саркастически.
Я пожал плечами.
— Между прочим, мы забрали вашу подружку из Сен-Тропе и привезли сюда. Мисс Серджент не такая идиотка, как можно подумать. Короче, она отдала отчет, что в вас есть нечто подозрительное, а тот ирландский кретин рассказал ей о вашей работе. Нам пришлось взять её к себе секретаршей… это единственный способ заставить её молчать. Честно говоря, она в соседней комнате.
Он нажал на кнопку внутреннего телефона и сухо и резко что-то приказал.
— Стоило бы видеть её за пишущей машинкой, — сказал я, когда она входила.
Жозефина казалась очень спокойной и выглядела посвежевшей и загоревшей. На ней была красная свободная футболка, не позволяющая разыграться воображению. Но зато её бедра были как никогда аппетитны. Она обняла меня.
— Филипп, ты плохо выглядишь, — сказала она.
Я увидел, как во взгляде Квина проскользнуло волнение, никто и никогда никого не обнимал у него в кабинете. Цену своего успеха я понял по тому, что он не стал тотчас орать.