Скорее всего, водитель ошибочно поставил табличку прежнего маршрута. Но куда: за ветровое стекло или у боковой двери? Взяло сомнение — если автобус с середины маршрута пойдет как «единица», придется пересаживаться. В конце концов водитель должен объявить о принадлежности автобуса к маршруту, когда станет озвучивать остановки; Евгений почему-то был в этом уверен.
Однако остановок не объявлялось, хотя внутриавтобусная трансляция работала и в динамиках слышалось верещание помех. Выхлоп дизеля пробивался из-под плиты моторного отсека, в салоне витал вчерашний перегарчик и свежий утренний похмельный запашок, стало тяжко дышать, пока кто-то не догадался отвернуть верхний люк. Стояли плотно, как прутья в метле, и проехали три или четыре остановки не задерживаясь — больше все равно не влезло бы, — прежде чем Евгений заметил, что его притиснули к стоящей к нему спиной девушке в черном плаще и черной широкополой шляпке, которая все время сбивалась с ее головы. Несмотря на то, что женщины в Северо-Южном микрорайоне после тридцати одевались бедненько, среди молодых в моду вошли такие шляпки, которые придавали им загадочный и драматический вид. Евгений попытался как-нибудь повернуться боком, чтобы не смущать барышню, — а он почему-то подумал, что она смущается таким тесным соседством, но не ропщет по причине общей участи ездить в тесноте, — но был так припрессован к ней толпой, что отказался от своей попытки. Он чувствовал сквозь ткань плаща жар ее округлостей, украдкой рассматривал близкое, слегка повернутое в сторону удлиненное ее лицо, с волнистой линией носа, карим глазом, вздернутой пунцовой губкой с проступившими на ней росинками пота, и ощущал тонкие запахи ее духов и тела.
Как вдруг заметил с ужасом, что ничего не чувствует от соседства с загадочной барышней в черной шляпке, не только малого трепета, но даже и собственной тяжести, так объяснимых в его положении. Неужели все кончилось, и уже никогда ничего у него с женщиной не будет!..
— Чего стогонишь? — Сбоку к Евгению была притиснута пожилая женщина, очевидно, недовольная толчеей. — Еще стогонит, смотри-ка.
К чему относились ее слова, Евгений не понял, как не слышал и своего случайного вздоха, больше похожего на стон. К тому же его скоро отвлекло движение человека, притиснутого справа. Тот сперва повел плечами, как будто просыпаясь, потом упер локоть в бок Евгения и стал медленно драть его ребра углом локтя, вытаскивая наверх руку с зажатыми в ней газетами. Таким же образом он освободил вторую руку и начал раскладывать газеты на спине стоящего перед ним мужчины. Все, кто находился рядом и сзади, вытянули шеи и вместе с этим человеком стали читать его газеты. Одна называлась «Очень хорошие новости», другая — «Самая страшная газета». На первой полосе в ней была напечатана отрезанная голова мужчины восточного типа, недавно обнаруженная в мусорном ящике в Северо-Южном микрорайоне, — скорее всего, результат чеченских разборок. Эта же голова помещалась на первой полосе и другой газеты. Голова лежала на столе спокойно и с достоинством — как живая. Это произнесла женщина слева, а кто-то сзади прокомментировал: