Народ тянулся с Косой улицы, с переулка Ефимкина, со всех остальных улок и переулков Северо-Южного микрорайона к конечной остановке «тройки». На бетонных столбах у павильона остановки еще тлели желтой окалиной ртутные фонари. Когда в ночной тьме нужен бывает свет, его периодически отключают по непонятным причинам, днем же горит вволю. Так было заведено в стране, которая раньше называлась Россия. Это было заведено давно и неизвестно кем.
Да: когда Евгений проходил мимо оборжавевшей дверцы подвала и заметил на ней замок, то вспомнил, что пили с Жекой, конечно, не в подвале, а у него в каптерке на первом этаже, среди кучи задвижек и мотков каболки. Ни один уважающий себя сантехник не станет пить в подвале, разве что нож к горлу, а Жека еще себя уважал.
С конечной остановки видны обширные сады. Микрорайон расширялся в сторону садов. Яблони корчевали и стаскивали бульдозерами в свалы на краю оврага. Огромные лежбища яблоневых костей щетинились ломаными корневищами и воздетыми к небу сучьями. Дома, подплывшие впритык к этим рифам, слепо посверкивали окнами, в которых отражалось низкое оловянное небо. Евгению было всегда боязно смотреть в ту сторону, где безмолвно погибал сад.
После того, как первые снега объяли город и сошли полой водой, и после недавних ночных первых морозцев, оставлявших утром на лужах белые хрусткие чешуйки льда, деревья сохранили листву, а тополиная аллея на обочине шоссе еще упрямо зеленела. Вообще осень затянулась не по времени, дожди уже не крапали, а снег еще не держался на моклой земле. Хотелось зимы и даже свирепого холода, чтобы приморозило хляби, прочистило атмосферу, подмолодило небо и замедлило бестолковый ход этой непонятной жизни.
На остановке было черно от народа. Клубился и плыл в воздухе сигаретный дым, доносились разговоры. Сочлененный автобус «икарус» тронулся по разворотному кругу, волоча за собой лоскуты тумана и черное облако выхлопного дыма, и, будто шлюпка с челноком на буксире, подошел к пирсу остановки и приткнулся к людской стенке. За ветровым стеклом автобуса стояла табличка с номером маршрута — «единица». Евгений удивился, ведь это был совершенно другой маршрут. Однако толпа, колыхнувшись, понесла его в автобус, и, когда заминала Евгения по ступенькам трапа в салон, он успел заметить боковой номер — «тройку». Из улиц продолжали набегать люди и давили сзади. Челнок грузнел и оседал все ниже, угрожая зачерпнуть бортом водицы из осенней лужи. Пневматика дверей зашипела, но створки не закрылись, ведь в автобус продолжали давиться люди, автобус тронулся, его догоняли на ходу и висли на дверях.