– Чтоб я знал. – Втык пожал плечами, сплюнул и почесал бороду. – Наверное, отправлюсь домой и трахну жену.
– Ты женат? – удивился Уилл.
– Был женат до того, как отправился сюда, – уточнил Бугай. – Я уже говорил тебе, Втык, и опять скажу: она тебя ждать не станет. Семь лет прошло – сам подумай! Притом она уже наверняка постарела и заплыла жиром.
– Тогда, – сказал Втык, – я найду себе другую жену и трахну ее.
Внизу, в бухте, какой-то офицер в полном обмундировании, забираясь в вертлявую лодчонку, оступился, перевалился через борт и плюхнулся в воду. Троица сидевших на стене солдат разразилась грубым хохотом, наблюдая, как офицера, промокшего насквозь, выудили из воды и втащили в лодку, словно тюк с хлопком.
Когда этому скромному развлечению пришел конец, в глазах Бугая появился злобный блеск. Намеренно повысив голос, Бугай окликнул:
– Эй, Святоша! Что ты сделаешь, когда вернешься в Вордан?
Четвертый солдат, к которому был обращен этот вопрос, сидел поодаль, привалившись к брустверу. Он ничего не ответил, да Бугай, собственно, и не ждал ответа.
– Да наверное, помчится прямиком в ближайшую церковь, чтоб покаяться Господу в грехах, – заметил Втык.
– Карис Всемогущий, прости меня! – затянул Бугай, изображая молитву. – Кто-то опрокинул на меня стакан виски, и капля богомерзкого зелья могла попасть мне в рот!
– Я уронил молоток на ногу и воскликнул: «Вот черт!» – подхватил Втык.
– Я поглядел на одну девицу, – продолжил Бугай, – и она улыбнулась мне, и мне стало так чудно!
– А еще я пристрелил десяток серомордых, – заключил Втык.
– Не-а, – сказал Бугай, – язычники не в счет. Но вот за все остальное ты точно отправишься прямиком в ад!
– Слыхал, Святоша? – окликнул Втык. – Ты еще пожалеешь, что не повеселился вдоволь!
Четвертый солдат и на это не соизволил ничего ответить. Втык презрительно фыркнул.
– Кстати, – сказал Уилл, – почему вы зовете его Святошей?
– Да потому что он явно метит в святые, – пояснил Бугай. – Не пьет, не сквернословит и, готов дать голову на отсечение, не блудит. Даже с серомордыми, хоть они, как я уже говорил, не в счет.
– А вот я слыхал, – начал Втык, стараясь говорить погромче, чтобы его слова дошли до слуха четвертого солдата, – я слыхал, что он в первый же день подцепил тут черную гниль и через месяц у него отвалился конец.
Все трое на минуту смолкли, обдумывая его слова.
– Да черт побери, – первым заговорил Бугай, – ежели б со мной такое стряслось, я бы пил и ругался так, что небу стало бы тошно!
– Тогда, может, оно уже и стряслось, – тут же съязвил Втык, – а тебе и невдомек?