Хандарайские пушкари стреляли, лихорадочно перезаряжали орудия и снова стреляли – и теперь, когда ворданаи подошли ближе, огонь стал более прицельным. Ядра свистели над головами, взрывались, обрушиваясь на каменистую почву, вспахивали смертоносные борозды в рядах синих ворданайских мундиров. Один такой взрыв снес сразу троих солдат из шагавшей впереди Винтер роты – попросту выдернул их из строя, словно рука незримого великана. Седьмая рота прошла по их трупам, и Винтер упорно смотрела прямо перед собой, стараясь не думать о том, на что наступают ее ноги.
Основную тяжесть артиллерийского огня приняли на себя те, кто шел впереди, а потому седьмой роте досталось не сразу. И даже тогда это вышло случайно: ядро отскочило от ушедшего в землю камня, отвесно упало вниз, прорвало шеренгу солдат Винтер и резвым мячиком ускакало прочь. Это было как гром среди ясного неба: фонтан пыли и каменных осколков, крики, ругань и – прореха в строю.
– Сомкнуть ряды! – гаркнул Фолсом, и другие капралы подхватили его крик. Винтер прокричала то же самое, надеясь, что никто не услышит, как дрожит ее голос.
Краем глаза она уловила движение на внешних флангах строя. Пехота аскеров пришла в движение, и Винтер не сразу поняла, в чем причина, но затем увидела, как справа и слева скачут к вражеской позиции всадники в синих мундирах, – и лишь тогда сообразила, что противник строится в каре. Аскеры действовали с завидной четкостью, безупречно, как на параде, исполняя все этапы построения, – пока две трети хандарайского строя не преобразились в ромбы, ощетинившиеся штыками. Даже Зададим Жару не решился бы атаковать такой строй с горсткой своих людей, и ворданайские кавалеристы повернули назад, не доскакав до врага. Тем не менее одна из сторон каре окуталась облачками порохового дыма, и Винтер увидела, как несколько всадников повалились замертво.
Мощный грохот, раздавшийся совсем рядом, отвлек ее внимание от этого зрелища. Ворданайские пушки, снятые наконец с передков, развернулись к врагу, и пехотинцы разрозненными криками «ура» приветствовали первый залп по тем, кто так безнаказанно обстреливал их. Гулкое громыханье своей артиллерии и отдаленный рык вражеских пушек смешались в оглушительный, нескончаемый, казалось, рев. Артиллеристам Пастора, вынужденным стрелять вверх, приходилось труднее, чем их противникам, однако аскеры представляли собой почти идеальную мишень – плотные ряды каре, отчетливо выделявшиеся на фоне яркого утреннего неба. Вскоре и в бурых шеренгах стали появляться неизбежные прорехи, и хандарайские сержанты точно так же кричали, подгоняя своих солдат сомкнуть ряды.