Картечь! Следующий залп – если только пушкари не намерены заряжать орудия под огнем – будет последним, и хандараи хотят выжать из него все, что можно. Они начнут стрелять картечью, а картечь предназначена для близких расстояний, и поэтому они выжидают.
Винтер казалось, будто одно из орудий направлено прямо на нее. Она буквально видела это дуло, крохотную черную точку, которая разрасталась до тех пор, пока не заполнила собой весь мир. Винтер чудилось, что она способна проникнуть взглядом внутрь этого дула, туда, где на пороховом заряде дожидался своего часа запаянный картечный снаряд.
И вдруг Винтер поняла, что умрет. То был не страх – она давно уже перешагнула эту грань и пребывала по другую ее сторону. Просто спокойная, ледяная уверенность в том, что на одном из снарядов, приготовленных для этой пушки, вырезано ее имя, что некая невидимая нить судьбы безошибочно притянет этот снаряд именно к ней, как притягивается к магниту железо. Ноги Винтер двигались сами по себе, механически делая шаг за шагом в такт перестуку барабанов. Наверное, если бы сейчас она споткнулась и упала, ноги все равно продолжали бы двигаться, бессмысленно и ритмично, как конечности заводной игрушки, меся облако пыли. Больше ничего не осталось для нее в этом мире – только дробь барабанов, земля и далекое смертоносное жерло пушки.
Когда наконец грянул залп, она даже не успела вздрогнуть. Орудия изрыгнули огонь и клубы густого дыма, раздался тяжелый хруст, с каким рушится здание. Вместо свиста литых снарядов воздух наполнился дробным сухим шорохом, словно пошел мелкий дождь, посвистыванием свинцовых шариков, пролетавших над головой, и чудовищным чмокающим звуком, с которым они вонзались в живую плоть.
Винтер продолжала шагать. Ей хотелось побежать, завизжать от ужаса, спрятаться, но больше всего на свете она сейчас мечтала обшарить все свое тело и узнать, куда угодил свинцовый шарик. Девушка не почувствовала удара, но это ничего не значило. Она не смела опустить взгляд, потому что страшилась увидеть, как болтаются ниже колен ее вывороченные внутренности или хлещет кровь из оторванной картечью руки.
Рядом с ней один из рядовых – Джордж, припомнила Винтер, его зовут Джордж, и остро пожалела, что забыла его фамилию, – застонал и замертво рухнул в пыль. Шедший следом солдат переступил через него, не глядя под ноги, и шеренги синих мундиров сомкнулись вокруг Джорджа, как смыкается гладь пруда над брошенным в воду камнем.
Солдатам седьмой роты досталось меньше, чем другим. За две роты от них, там, куда обрушилась основная мощь залпа, картечь пропахала все три шеренги, оставив больше десятка убитых и еще больше раненых, – одни ковыляли прочь, другие катались по земле, зажимая рваные раны. Впереди, в клубах дыма, видно было, как хандарайские пушкари, побросав орудия, отступают под защиту пехотного строя. Этот строй, уже различимый за клочьями порохового дыма, оставался незыблем, несмотря на то что артиллерия ворданаев продолжала издалека обстреливать его. Шеренги аскеров сверкали выставленными штыками, солдаты в бурых мундирах замерли по стойке «смирно», ожидая приказа. И вдруг все разом, повинуясь неслышимой команде офицеров, вскинули мушкеты к плечу.