– За мной! – крикнул он, махнув рукой на подножие холма, и побежал вперед.
Вряд ли эта атака вошла бы в историю военной тактики. Три- четыре десятка человек последовали вниз по холму за Маркусом, сохраняя расчлененный строй, чтобы не наткнуться на обломки глины и досок, вырванные снарядами из разбитых домов. Остальным пехотинцам пришлось на свой страх и риск выбирать дорогу среди руин. Впрочем, и хандараи были в таком же положении, – преследуя отступающих солдат второго батальона, они поневоле рассыпались и потеряли всякое подобие строя.
Первый солдат в буром мундире, на которого наткнулся бегущий в атаку первый батальон, вскрикнул от неожиданности, выпалил наугад, ни в кого не попав, и бросился наутек. Следующие двое, застигнутые врасплох за углом, получили сразу десяток мушкетных выстрелов и рухнули замертво. Маркус не дал своим людям замешкаться. Повинуясь взмаху его руки, они перешли на бег, и солдаты армии Искупления в панике откатывались перед ними. Там и сям немногочисленные аскеры, закрепившись в выгодной позиции, пытались оказать ожесточенное сопротивление, но, поскольку они были разрознены, ворданаи без труда обходили их с тыла и приканчивали выстрелами мушкетов или штыками.
Маркус все это время высматривал лейтенанта Голдсуорта, но так его нигде и не увидел. Зато повсюду мелькали солдаты второго батальона, и некоторые из них решили, что примкнуть к Маркусу будет безопасней, чем следовать за своим командиром. Поток синих мундиров, разраставшийся с каждым шагом, неумолимо катился вперед, вынуждая аскеров бежать без оглядки, пока ворданаи не добрались наконец до прежней своей позиции на гребне берега.
Там как раз строились замыкающие части вражеского батальона – две или три роты свежих сил. Следующий батальон только начал переправляться. Вот он – шанс их сломить! Маркус преодолел последнюю преграду – кустарный вал, возведенный солдатами второго батальона, – и взмахом руки послал людей, бежавших за ним, вперед. Ярдах в двадцати перед ними четкий строй бурых мундиров полыхнул вспышками мушкетного огня.
Маркусу всегда казалось, что участие в атаке – на редкость странная штука. Словно перестаешь быть собой, становишься частью гигантского организма, который способен выжить или погибнуть, выстоять или побежать с позором, сам по себе, нисколько не завися от воли и желания людей, его составляющих. Порой этот воображаемый исполин гнал тебя вперед, навстречу, казалось бы, верной смерти, хотя все твое существо вопило: «Беги! Спасайся!» В другой раз ты явственно чувствовал, как он дает слабину, поворачивает вспять и, точно побитая собака, поджав хвост, бросается наутек.