Напрасно. Господь всегда откликался на ее молитвы только в том случае, когда замышлял нечто худшее. Объявили, что вторая половина дня будет посвящена строевой подготовке. Новобранцы восприняли это как должное, но ветераны Колониального полка ворчали и сыпали проклятиями.
Это известие заставило вернуться к роте лейтенанта, который до тех пор ехал во главе колонны. Видимо, по его представлениям, глотать пыль вместе со своими подчиненными не входило в обязанности офицера, а вот придирчиво гонять их так и эдак на строевом плацу – очень даже. За время похода Винтер видела командира роты раза два-три от силы, и лишь сейчас ей подвернулся случай внимательно к нему присмотреться.
Лейтенант Антон Д’Врие носил сшитый по заказу синий мундир, так же безукоризненно отвечавший требованиям устава, как мундиры его солдат. Он был невысоким поджарым человечком с темными глазами и пышными усами над пухлым капризным ртом. Волосы лейтенанта были тщательно расчесаны и обильно припудрены – явно по последней ворданайской моде, хотя форменное офицерское кепи сводило все эти усилия на нет. У бедра болталась шпага в кожаных ножнах, как будто только что начищенных до блеска, а в руке он держал тонкую тросточку, которая со свистом разрезала воздух всякий раз, когда лейтенант желал на что-то ею указать. Всякий раз, стоя рядом с лейтенантом, Винтер невольно дергалась, опасаясь случайно схлопотать по виску.
Оказалось, что строевые занятия гораздо хуже похода. Когда колонна двигалась по дороге, у солдат по крайней мере оставалось ощущение, что они что-то делают – пускай даже просто одолевают пешим ходом еще несколько миль пути. Если по пути попадался ручей, солдатам позволялось наполнить фляги, им разрешалось разговаривать на ходу и даже петь. И самое главное – никто их не судил и не оценивал. Мера успеха была только одна: добредешь ли ты, шатаясь, до лагеря прежде, чем настанет ночь.
Сейчас же сто двадцать солдат седьмой роты стояли плотным строем в три шеренги, по сорок человек в каждой. Все были экипированы как полагается: на левом бедре патронташ, на груди крест-накрест двойные ремни со штыком в ножнах, мушкет прижат к правому боку, и пальцы намертво вцепились в приклад. Так они и должны были стоять, замерев под пристальным взглядом сощуренных, ввалившихся глаз Д’Врие, покуда он не скомандует двигаться.
Винтер стояла перед шеренгами, в центре, рядом с лейтенантом. В ее обязанности входило доносить его команды до личного состава роты и обеспечивать их выполнение. Положение, мягко говоря, незавидное. Мало того что все время на глазах у Д’Врие, так еще вся рота до последнего солдата смотрит на нее с глухой ненавистью. Пот катился по лицу Винтер, пропитывал волосы и вызывал зуд во всем теле. Занятия длились уже добрых два часа.