— Я понимаю, что вы ждали не меня, — сказала Елена Николаевна. — Но Уварова не придёт. У неё, простите, месячные. Надеюсь, вы не станете кричать и звать на помощь милицию.
— Не стану, — Жиров сел на стул. — Может, сначала выпьем?
— Потом выпьем, — Селезнёва переместилась к нему на колени. — Хочу тебя.
Они лежат в обнимку в кровати. Селезнёва водит пальцем по его груди.
— Я же говорила, сорок пять — мужчина в самом расцвете.
— Есть ещё порох в пороховницах, — говорит Жиров. — Ты не поедешь сегодня к мужу? Как-то некрасиво, поминки были.
— Я сегодня дежурю, — говорит Селезнёва. — Побуду у тебя полчасика и пойду в кабинет.
«А поговорить, — подумал Жиров. — Хотя к чему слова? Действия важнее. Какой мне резон затевать дело с практически недоказуемым убийством?»
— Я пойду, — говорит Селезнёва через некоторое время. — Будем дружить?
— Будем, — говорит Жиров. — Дружба сексу не помеха.
Его разбудил звонок Моховикова.
— Извини, что рано беспокою, — сказал милиционер. — Тут по этому санаторному делу неожиданный поворот. Если хочешь, приезжай.
— Выезжаю, — сказал Жиров.
Моховиков был мрачен как туча.
— Только собирался дело закрывать. Короче так, в шесть утра докторша Селёзнева из санатория вернулась домой после дежурства и обнаружила труп мужа.
— Нормально, — сказал Жиров. — Хорошее начало дня.
— Лежал аккуратно возле журнального столика, — сказал Моховиков. — На столике начатая бутылка коньяка и два стакана. На бутылке и на одном из стаканов, кроме его пальчиков, отпечатки, как это ни грустно, директора санатория Рыбина.
— О-па-на! — сказал Жиров. — Продолжили поминки?
— В том-то вся и штука, — сказал Моховиков. — Селезнёва клянётся, что её муж позавчера закодировался от алкоголя. На поминках пил только минеральную воду. После поминок вызвался отвезти Рыбина домой, поскольку его водитель выпил и уехал с сотрудниками на служебном автобусе. Мы свидетелей пока не допрашивали, но не думаю, что Селезнева лжёт.
— А что экспертиза? — спросил Жиров. — Экспресс-анализ ведь уже сделали?
— Сделали. В крови антиалкогольная блокировка, свежайшая, поставлена не позднее нескольких дней, и грамм сто пятьдесят коньяка.
— Что за чушь? — сказал Жиров. — Закодироваться и немедленно выпить. Он же не самоубийца.
— Я его толком не знал, — сказал Моховиков. — Видел несколько раз в посёлке. Так, по виду, нормальный, жизнерадостный человек. Но чужих тараканов, знаешь, не разглядишь.
— Рыбина допросили? — спросил Жиров.
— Мы его задержали. Сразу, по горячим следам. Взяли тёпленьким в постельке. Клянётся, что Селезнев только довёз его в посёлок, в квартиру к нему он не поднимался, коньяка с ним не пил.