— Нет, — прозвучал неровный хор.
Я лёг рядом с пулемётчиком:
— Опыт есть?
— Есть, — ответил тот. — Я и в Финскую воевал.
Справа и слева канонада усиливается. «Молодец, Каминьский, — думаю я. — Правильно сжимает, не даёт в сторону отклониться».
Первая группа партизан появилась на площади. Затем вторая и ещё одна. Человек сто пятьдесят. Больше ждать нельзя, иначе ворвутся в театр. «Огонь!» — кричу я.
Через полчаса всё стихло. Мы с Каминьским стоим посреди разрушенного взрывами театрального фойе. У Каминьского кровоточит ухо. «Ерунда, — говорит он. — По касательной зацепило. На площади двести трупов. В городе подсчитываем. Часть красных вырвалась».
— Наши потери?
— Сто двадцать человек. Сколько мирных жителей, пока не знаю. Несколько домов успели поджечь. Ваш дом тоже.
— Анна?
— Анну я ещё днем отвёз в администрацию, — сказал Каминьский. — Ты извини, Константин Павлович, что не сказал. В реквизитной на втором этаже заперлись человек десять, из тех, что в театр ворвались. Отстреливаются, гранатами забросать?
— Предложим сдаться, — сказал я. — Пошли к реквизитной.
— Лучше бы гранатами, — сказал Каминьский. — Чего на подонков слова тратить.
В коридоре перед реквизитной к стене прислонён бюст Горького. Я присел рядом:
— Говорит бургомистр Воскобойник. Предлагаю сдаться, гарантирую жизнь.
— Ты, что ли, бургомистр? — раздался из реквизитной резкий голос.
— Я — бургомистр! — крикнул я.
— А вот не верю, — повторил резкий голос. — Шавку прислали, сдадимся, а вы нас в расход.
— В лицо меня знаете? — спросил я.
— Ну, положим. Ты выйди, бургомистр, на освещённое место, чтобы мы поверили.
— Ты что, — дёрнулся Каминьский.
Я встал напротив двери реквизитной и как в медленном танце увидел очередь «дегтяря», распоровшую мой старенький тёмно-коричневый костюм точно также как иголка швейной машинки вонзается в ничего не подозревающую ткань.
«Тогда в двадцать первом, — успел подумать я, — из-под огня „чоновцев“ меня вытащила Анна, волочила на себе версту и выходила, и вернула с того света. Жаль, что её сейчас нет рядом…»
— — — — — — — — — — — —
Константин Павлович Воскобойник был похоронен в Локоти 11 января 1942 года. После восстановления Советской власти его могилу сравняли бульдозером.
Локотское самоуправление существовало до августа 1943 года. Партизанское движение на территории самоуправления отсутствовало.
Перед наступлением Красной Армии около восьмидесяти тысяч мирных жителей ушли на запад с частями вермахта. Вооруженное сопротивление Советской власти на территории бывшего самоуправления продолжалось до 1951 года.