— Ты чего хромаешь? — спросил он, когда Федор вошел в знакомую комнату.
— Да вот незадача, наколол на охоте ногу сучком, а теперь натер, рана вскрылась… Ходил тут к фельдшеру, он почистил, но говорит, покой нужен. А какой тут покой, до дому топать и топать. Так-то, особо, не болит…
— Не болит — это уже лучше, — задумчиво глядя на Федора, произнес председатель. — Тут вот какое дело, Туланов. Ты грамотный?
— Читать-писать-считать умею, закончил приходскую школу.
— Aгa, это совсем хорошо. Теперь слушай: мы в марте месяце в красные полки наши, северные, послали две роты коммунистов и сочувствующих. Двести шестьдесят человек. И теперь нам во как не хватает надежных людей. Понимаешь, Туланов? Чтоб сердцем и душой были за Советскую власть. И умели за дело взяться — и главное — довести до конца. Ты, Туланов, коммунист?
— Нет еще. Дома записали в сочувствующие.
— Ясно. Напишешь заявление, мы тебя примем. Зимний брал — уже этим заслужил право. А сейчас, Туланов, ты нужен партии. Слушай. Прошлой осенью у нас организовали округ по заготовке леса. Дело во какое нужное и для нас, и для всей коми земли. Лес поможет нам хоть первую бедность преодолеть. Ты поедешь туда помощником заведующего округом по заготовке. Как только в партию тебя примем — сразу и двинешься. Туда, понимаешь, попала одна контра — и контра эта только запутала и затормозила дела. Хотели его шлепнуть — да успел, сволочь, сбежать.
Федор аж покачнулся от неожиданности. Лицо Кочанова стало злым, пошло красными пятнами — такая досада всколыхнулась в председателе на эту контру, которая ускользнуть успела. Но Федор-то тут при чем?!
— Ка-ак?.. Остаться здесь, в городе, что ли? — не доходило никак до него.
— Да, да, в городе. Но работа будет во всем лесозаготовительном округе, по уезду пять районов, и придется везде организовывать рубку леса.
Федор молчал. Председатель внимательно смотрел на него и… не торопил.
— Кочанов, — попросту обратился Федор, — я ведь лес, кроме как на свой дом, никогда и не заготавливал, не рубил, не пилил. Я же охотник… крестьянин… рыбак. Какой из меня, к черту, начальник по заготовке?
— Ну, конечно, ты охотник… крестьянин… А я, по-твоему, кто? Профессор? Тайный советник? Генерал? И мой отец был охотником, и дед — крестьянином, и сам я позавчера в лаптях бегал… Власть у нас сейчас какая, Туланов?
— Народная.
— Ну вот, политический момент понимаешь правильно. Пиши, пиши заявление, завтра же в партию примем. И будешь подчиняться партийной дисциплине. Охотник… Я тебя на фронт послать не могу, ты уже воевал и ранен. Нога опять же… Но я тебя посылаю не ворон считать, я тебя шлю на лесной фронт. И там столь же ответственно, как и на военном. Ты хоть слышал, как в стране с топливом? Худо с топливом, Туланов! — выкрикнул Кочанов полным голосом. — Очень худо! В Петрограде, в Москве люди и шубах спят. Пароходы, паровозы — стоят, дров нет, Туланов! Охотник. Дрова нужны, понимаешь ты, голова! Без дров, Федя, околеем мы все со всей нашей властью! Вот оно во что тenepь упирается — в дрова, Федя. Какой ты ни есть крестьянин, а дрова заготавливать сможешь, это ты мне мозги не крути. Я тоже, брат, не вчера родился, хватку коми мужика знаю, усвоил. Мне и нужен настоящий мужик — с хваткой. И с пониманием, с политическим. Ты как раз — такой. И не увиливай! У нас тут за три месяца всего-то заготовили двадцать тыщ кубических саженей… Слезы! Да на пиление тыщ тридцать бревен. Смех! Ну кто ж тут эту работу организует, да с размахом? Кто? Из Питера, что ли, пришлют? Как же — жди! Да у них этих самых проблем — во! не расхлебать десять лет. Нам самим надо выкручиваться, Туланов, и ты поможешь народу. Понял? Если ты, конечно, сам не контра и не подмазываешься к Советам, чтобы урвать свой кусок.