— Иваныч, иду! — крикнул Федор и почти бегом бросился на помощь. Паршуков хрипел, он уже заметно устал:
— Подмогни, Михалыч…
Всем своим телом ухнул Паршуков в грязь, перемешанную со снегом. Федор, медленно соображая, поднял длинные голенища своих сапог и по колено залез в грязь, осторожно нащупывая опору внизу. Из-под ноги поднялись пузыри, сапог увязал все глубже. За спиной Паршукова были котомка и ружье-берданка, ему никак не встать, ружье стволами зацепилось, похоже…
Федор сообразил:
— Держись покрепче за лямки, Иваныч! — а сам схватился за верхний узел-завязку котомки, сумел дотянуться. И осторожно подтащил Паршукова к себе. Затем вынул увязшую в грязи правую ногу, выбрал на более твердом месте опору получше, и, согнувшись, перехватил Иваныча за ружейный ремень, и снова потянул на себя, выдернул Паршукова повыше, почти рядом с собой. На Григория Ивановича жалко было смотреть. Смахивал он на мокрую курицу. Но главное было впереди. Когда Паршуков согнул ноги, чтобы встать на колени, он снова громко вскрикнул, замер, словно от удара, потом зло и крепко выругался:
— Тва-аю так… Кажись, Михалыч, я уже пришел!
Федор взял его под мышки, помог стать на ноги. Паршуков стоял на одной, левой, ноге, как-то странно поджимая правую. Легонечко оперся на пострадавшую ногу, попытался сделать шаг и, если бы Федор не подхватил его — он снова рухнул бы в грязь. Застонал.
— Стой, Михалыч, подержи меня… — Паршуков скривил лицо, — С коленом что-то, вывих, должно… Придется обратно, Михалыч, в избушку. Не перейти мне болото…
Федор, глядя на Паршукова, и сам понял — дальше ему ходу нет. И сразу будто отступила необходимость спешить, все заслонила одна только мысль — ну, пусть обратно, в избушку, где еще остались сухие дрова, пусть, лишь бы не пришлось тащиться с пустыми руками обратно в Усть-Нем, в деревню Паршукова. Только б он ногу не сломал, вот беда-то…
Паршуков, неловко согнувшись, ощупывал правое колено.
— Вроде не переломил, треска не было… Вывих, поди.
— В избе посмотрим, — отозвался Федор. — Ладно хоть недалеко ушли, — он попытался успокоить товарища.
Сделал Федор из подручного материала костыль Иванычу, выломал сосенку с развилкой. Паршуков, всяко оберегая правую ногу, доковылял до избы сам, Федор только поддерживал его в опасных местах.
Ну, перевозились в грязи оба, это уж куда денешься. Котомку и ружье Паршукова Федор, конечно, взял на себя. Всего-то ушли от избы версты на полторы, а обратно хромали целых полдня. Там, где утром приходилось мостить, Федор перетаскивал товарища на спине — в этих местах Григорий Иванович не мог даже и палкой упереться, тонула палка…